Виталий Станцо: То был мой театр

Те, что далече, устраивают свою жизнь сами. Юрия Петровича тоже нет. Он тоже, по существу, сам по себе, хоть и стоит его имя в афишах, и те, кто сегодня по эту сторону, считают себя актёрами любимовского театра. Да и репертуар их состоит в основном из поставленных им спектаклей: от "Живого" до "Живаго", если следовать хронологии.

Новые спектакли и по ту, и по другую сторону Таганки сегодня рождаются трудно. Как и все последние десять лет. Лично мне в эти годы удовольствие доставляли - в основном, благодаря виртуозной работе артистов - лишь моноспектакли-бенефисы Маши Полицеймако и Севы Соболева "За зеркалом" и "Белая зала". Смехов, бывающий в Москве наездами, а когда он здесь, то всегда с любимовцами, по-прежнему абсолютно профессионален, остёр, ироничен и слегка рационален при том, работает ли в старом своём моноспектакле "В поисках жанра" или в обновленном, с омоложённой массовкой и юной Маргаритой, "Мастере". И как прежде была беспощадной и безукоризненной его логика в сцене, разыгравшейся в кабинетах Любимова и Дупака (теперь Глаголина), когда надо было утихомирить милицейского подполковника, пришедшего вместе с судебным исполнителем в октябрьский пакостный день "осуществлять" раздел таганского имущества. По иронии судьбы, фамилия милицейского чина была Золотухин...

Валерий же Золотухин, на котором держится во многом нынешний таганский репертуар, в тот день был явно не в форме: подавлен, рассеян, по-человечески слаб. Как, впрочем, и Борис Глаголин, взваливший на себя тяжкую ношу директорства - тоже своего рода режиссура.

В тот октябрьский хмурый день разделение театра оформилось окончательно. Раскол, происшедший раньше, "узаконен". Деталей его и частностей, многократно описанных газетчиками послеперестроечных времён, в этой рукописи - не будет. Мне, человеку, "отравленному" Таганкой давно и безнадёжно, всё это было крайне неинтересно и совсем не симпатично, тем более, что и на моей территории - в редакции "X и Ж" тоже шли подобные разрушительные процессы, как и во многих других редакциях - "Юности", "Комсомолке" - и во многих других театрах. Видно, вправду "бытие определяет сознание". Спасительная формулировка, не правда ли? Особенно, когда противно докапываться до первопричин.

А может, верна другая расхожая истина? Что творческим коллективам генетически задана короткая, как у лошади, жизнь. Особенно, если работают по-лошадиному, на износ. И пьют - как лошади. Последние, правда, в отличие от нас, спиртного на дух не переносят, а всё равно живыми до тридцати дотягивают крайне редко.

Из сделанного за эти годы теми, кто ушёл в "Содружество актёров Таганки" (содружества - по спектаклям - не видно), нравственно значимым, ворошащим намять и совесть, мне представляется лишь цикл телевизионных передач Филатова - "Чтобы помнили" - о безвременно ушедших, быстро забываемых актёрах. Спектакли же...

Чеховская "Чайка" в постановке известного кинорежиссёра С.Соловьева с этой сцены - не взлетела. И думаю, не могла взлететь из-за предстартовой ещё, режиссурой и условиями заданной, барственности своей. То был Чехов для сытых, а значит - не Чехов. Или, скажем мягче, не вполне Чехов.

Второй спектакль - "Белые столбы", вариации на темы Н.Салтыкова-Щедрина, оказался не по-тагански статичен. К тому же, сумасшествие российской жизни прошлого века, спроецированное на наши с вами стрессы и сумасшествия, оказались довольно слабым раздражителем. Так что и этот относительный неуспех был заложен ещё в партитуре спектакля. Вялым он получился, особенно если мерить критериями Таганки двадцатилетней давности.

Как это ни грустно, почти то же самое можно сказать и о последних постановках Юрия Петровича. Не брали за душу ни прямолинейно-торопливый "Самоубийца" по пьесе любимого им Н.Эрдмана, ни "Пир во время чумы", игравшийся актёрами на инвалидных каталках, ни хрестоматийно графическая "Электра", ни музыкально талантливый, неординарный по пластике, но сильно упрощённый и местами вымученный "Живаго". Ни в одном из этих спектаклей не было и тени таганской искрометности - ни актёрской, ни режиссёрской. Да и откуда ей было взяться, из чего взрасти в рассыпающейся команде издерганных, предельно усталых люден, чьи нервы и мускулатура отчасти уже измочалены не только многотрудной и отдатливой жизнью на публике, на Театре, но и просто жизнью с её повседневными стрессами, необходимостью при этом - срочно заработать, если не на кусок хлеба, так сыра, да ещё на тряпки: актёр ведь должен не только БЫТЬ, но и ВЫГЛЯДЕТЬ, - профессия публичная... А совместить два этих образа жизни куда как трудно. И вообще, "В дни строительства и пожара / до малюсенькой ли любви"!?.. Во времена большой смуты - большой свары с делениями-разделениями, взаимными упрёками и бестактностями - до творчества ли...