По моей профессиональной ориентации в городе была еще одна студия — Леннаучфильм, куда я и решил перейти на работу. Но чтобы мне не помешали, я решил подстраховаться. Подошел к секретарю нашего парткома и сказал ему (разумеется, наедине), что хочу перейти на Леннаучфильм, но прошу никакой компрометирующей меня информации туда не давать. Иначе я придам огласке все те негативные факты о студии, которые мне известны. Потому что терять мне уже будет больше нечего. Это был чистой воды блеф — никакой компрометирующей студию информации у меня не было. Но прием сработал! Секретарь парткома сказал: «Хорошо».
Моя предосторожность оказалась не лишней. Начальник отдела кадров Леннаучфильма, куда я пришел после этого разговора, прямо при мне позвонил кому-то на кинохронику и сказал: «К нам хочет устроиться на работу ваш оператор Петров. Что это за человек? Хороший?» Ответ был утвердительный. Меня приняли.
С. Юрский в своей грим-уборной в Большом Драматическом театре. Ленинград. 1966 г.
Очень похожая история была у выдающегося артиста Большого драматического театра Сергея Юрского. Он пишет в своих воспоминаниях «Игра в жизнь», что на радио и на телевидении ему вдруг перестали давать работу, но и претензий не предъявляли, прижимали и в театре. Поэтому он был вынужден переехать из Ленинграда в Москву. Юрский пишет, что им были недовольны «органы» из-за отказа быть стукачом, которые и выдавили его из Ленинграда. Позднее, когда я уже был на новом месте, режиссер со студии документальных фильмов Арнольд Карпенко рассказал мне, что однажды на студии зашел разговор о странных на меня гонениях и директор рекламного объединения Коновалов сказал:
— Я считаю, что давать работу Петрову — это государственное преступление.
Интересно. Что он имел в виду и почему именно «государственное»? Не маячит ли здесь все та же тень «искусствоведа в штатском»?
Казалось бы, армия — это оплот режима, и она пользуется доверием властей. К сожалению, это далеко не так.
У меня работал ассистентом оператора некто Л. Во время службы в армии он был в войсках КГБ и служил в спецотделе дивизии. Его задачей было устанавливать подслушивающие устройства во всех местах, где бывают офицеры, от коридоров до кабинетов и туалетов. Все разговоры записывались на магнитофон и потом анализировались. Самое интересное, что за солдатами слежки не было. Вероятно, от них в армии ничего не зависит.
Если уж за советскими людьми постоянно следила госбезопасность, то что говорить об иностранцах. Пребывание любых чужеземцев на территории СССР было под неусыпным контролем органов. Расскажу несколько курьезных случаев.
Однажды, еще в студенческие годы, зашел я на танцы в Текстильный институт недалеко от Невского. Там я увидел группу англоговорящих молодых людей. Заинтересовался, подошел и стал прислушиваться к иностранной речи, пытаясь ее понять. Я тогда интенсивно изучал английский язык. Мне удалось даже вставить несколько фраз на английском. Вдруг ко мне подошел какой-то невзрачный молодой человек и сказал:
— Я сразу понял, что Вы — наш человек.
Я насторожился и сделал умное серьезное лицо, а он продолжал:
— Вообще-то мой участок на улице, а сюда я зашел за ними, — и он кивнул в сторону иностранцев. Потом взглянул на меня и вдруг спросил:
— А почему у Вас нет авторучки? — и показал на весьма необычной формы авторучку торчащую у него из кармана. Я понял, что так они распознают «свой-чужой», сделал загадочное лицо и тихо сказал ему на ухо:
— Так надо!
На всякий случай я все же решил тут же смыться, пока они не поняли, что я не «их» человек.
Однажды я участвовал в съемках какой-то международной женской конференции, которая проходила под Ленинградом. На конференции переводчиками-синхронистами была группа советских молодых людей. После съемки, когда мы садились в наш автобус, они подошли и, сказав, что у них нет транспорта, попросили довезти их до города. Вы догадались, куда они попросили их подвезти? Правильно. Мы остановились у Большого Дома[4], и все они зашли туда со служебного входа на Шпалерной. Пошли докладывать.
Однажды мне надо было в Малый оперный театр, чтобы узнать репертуар и купить билеты. Но попал я неудачно, как раз перед началом спектакля. В это время к театру подъехало несколько экскурсионных автобусов с иностранцами. Они вышли и стали заходить в здание. Я понимал, что там, где иностранцы, там обязательно будут в большом количестве кэгэбэшники. Решил не навлекать на себя подозрений и ненужной мне слежки, отошел в сторону и стал ждать. Все зрители, и иностранцы в том числе, вошли в здание, прозвучал третий звонок, и на улице осталось только несколько скучающих молодых людей, которые никуда не спешили, но никуда и не уходили. Очень уж было явно видно, что это за люди.
Читать дальше