Иван Майский - Перед бурей

что выловленной рыбы и несколькими верстами ниже при

стали к небольшому пустынному острову. Купались, валя

лись на песке, боролись, кричали, а потом ели уху и пили

чай. Дальше опять река, опять солнце, опять голубое небо,

опять луга и леса, опять свежий, бодрящий сибирский воз

дух. Так продолжалось целый день. К вечеру мы, наконец,

приблизились к месту нашего назначения. Когда вдали по

казались крыши и трубы заимки, мы все выстроились в

«боевой порядок» на лодке. А когда наше «судно» сдела

ло поворот к пристани, мы «салютовали» толпившимся на

берегу обитателям заимки грозным залпом из одного дро

бовика л двух револьверов.

Три дня, проведенные на заимке, прошли, как в тумане.

Здесь уже была вся многочисленная семья Марковичей с

целой кучей родственников, знакомых и приживальщиков.

Дом был полон веселой женской молодежи. Всей компа

нией ходили в лес на прогулки, играли в хороводы, пели

песни, катались на лодках. Очень скоро образовались па

рочки, и вся атмосфера наполнилась пьянящим ароматом

легкого юношеского флирта. Всем было страшно весело, и

все много шутили, смеялись, поддразнивали друг друга.

То и дело слышались взрывы веселого, здорового хохота.

Мариновский, отличавшийся хорошей памятью, потешал

публику нелепыми цитатами из произведений разных не

признанных поэтов. Ставши в унылую лозу, мрачно глядя

пред собой, безнадежно размахивая руками, он вдруг про

возглашал:

Ж и з н ь наша проходит в трепете жутком,

Температура в ней ноль!

И мы ползаем в ней без рассудка

Боком иисподволь.

230

Все хватались за бока и хохотали доупаду. Или Мари

новский начинал декламировать из сибирской поэтессы

Древинг, незадолго перед тем выпустившей «солидный

том» своих произведений:

За окошком роща,

В роще соловей,

Что быть может проще

И сего милей?..

При этом Мариновский строил невероятно идиотскую

рожу, и все опять помирали со смеху.

Или, наконец, тот же Мариновский, делая вид, что

представляет меня обитателям заимки, нелепо-восторженно

кричал:

— Позвольте рекомендовать гражданина вселенной, сы

на отца бога-солнца и матери-земли, нареченного жениха

ее величества Революции!..

— Заткнись, дурак! — в ответ кричал я.

А все окружающие хохотали и громко аплодировали нам

обоим.

Так со смехом, с весельем, с радостными надеждами, с

восторженными ожиданиями наша молодая компания про

водила на заимке время и затем вернулась уже на лоша

дях в Омск.

22. ПОСЛЕДНЕЕ ЛЕТО ДОМА

То лето наша семья опять проводила на «Санитарной

станции». Чемодановы на этот раз к нам не приехали. Мы

жили одни, и теперь мир и гладь царили в отношениях

между мной и родителями. Мать окончательно убедилась,

что я уже вырос и могу ходить на своих ногах. Мне было

семнадцать с половиной лет, я кончил гимназию и через

два месяца должен был уехать в Петербург на самостоя

тельную жизнь студента... Это производило впечатление.

А сверх того, в недалеком будущем предстояла разлука

надолго, —- ни матери, ни мне не хотелось отравлять по

следних недель совместной жизни спорами и конфликтами.

И потому мы жили дружно, хорошо, даже любовно. Мне

это было очень приятно, и я все время пребывал в самом

лучшем настроении.

К тому имелись и другие причины. Еще с шестого

класса я твердо решил по окончании гимназии попасть в

Петербургский университет, и чем дальше, тем прочнее я

231

утверждался в этом намерении. Почему я так страстно

стремился в Петербург? Мои мотивы были двоякого рода.

Во-первых, я мечтал в литературной карьере. Кем имен

но я буду, — публицистом, литературным критиком, беллет

ристом или поэтом, — мне было не совсем ясно. Но что

мне на роду писано держать в руках перо, — в этом я

не сомневался. Литературной же столицей, конечно, был

Петербург.

Во-вторых, я мечтал также о приобщении к тому широ

кому общественно-политическому движению против цариз

ма, которое в то время все сильнее разливалось по стране,

и слабое эхо которого доносилось и до нашего омского

захолустья. Как должно произойти это приобщение, в ка

ких формах, на каких основаниях, — для меня тоже было

не совсем ясно. Но жгучее стремление к такому приобще

нию было налицо и становилось все сильнее по мере моего

приближения к окончанию гимназии. Я был твердо уверен,