Я решил продекламировать песню, которую написал всего
лишь два дня назад, и слегка вздрагивающим от волнения
голосом я начал:
К далекому солнцу! В открытое море
Пусть пенятся волны кругом!
Мы песню свободы споем на просторе,
Работников песню споем!
Мы подняли знамя и выплыли смело
Из мрака нужды и обид.
Туда, где над бездной заря заалела.
Наш путь бесприютный лежит!
15*
227
Вот парус надулся, и берег проклятый
В синеющей дымке исчез, —
Теперь перед нами лишь бури раскаты,
Да волны, да тучи небес.
К далекому солнцу! Клянитесь, о братья,
Наш путь до конца совершить!
Клянитесь страданья, борьбу, и проклятья,
И голод, и холод сносить!
Клянитесь бороться с грозой непогоды,
С туманом в полуночный час!
Клянитесь, о братья. Мы — дети свободы!
Мы — воины страждущих масс!
Чу! гром прокатился... Запенилось море...
Ускорили тучи полет...
Завыл ураган в необъятном просторе...
То буря, то буря идет!
Смыкайтесь же, братья! Во мгле непогодной
Смелей ударяйте веслом.
Мы подняли знамя и с песней свободной
К далекому солнцу плывем!
Должно быть, потому, что эта песня, говорившая о
лодке, о свободе, о солнце, была слишком созвучна нашим
настроениям и нашей обстановке, моя декламация имела
большой успех. Мариновский, отличавшийся артистически
ми способностями, решил сразу же положить ее на музы
ку, и минут через двадцать вся наша компания уже хором
пела мою песню на мотив, симпровизированный Маринов¬
ским. Выходило не очень стройно, но зато здорово, осо
бенно в такт равномерным взмахам весел. Казалось, что
наша лодка действительно плывет к далекому солнцу по
широкой водной дороге, залитой пурпуром заката...
Когда спустилась ночь, мы пристали к небольшому пу
стынному острову и разбили походный лагерь. Развели ко
стер, варили уху, жарили шашлык. Потом пили чай и пе
ли песни — старые русские народные песни. Колчановский
сплясал камаринского, Мариновский показал лезгинку.
Было весело и подъемно. Потом, когда все немножко
устали и успокоились, пошли тихие разговоры. Гово
рили о том, что было у всех на душе, — о своем буду
щем. Высказывали надежды, делились планами и намере
ниями. Оба брата Марковича ехали в Томск: старший
изучать юриспруденцию, младший — медицину. Маринов
ский отправлялся в Казань на физико-математический фа-
221

Иртыш под Омском.
культет. Сорокин еще колебался и не решил окончательно,
кем быть: доктором или инженером...
Приближалась полночь. Мы не хотели оставаться на
острове до утра, а решили плыть всю ночь напролет. Ко
стер погас, вся пища была съедена. Мы вновь погрузились
на лодку и тронулись в путь. Вахту держали посменно.
Грести не было надобности: мы плыли вниз, и мощный во
дяной поток неудержимо уносил нас все дальше и дальше
по темно-таинственной глади реки, в которой так трепетно
и загадочно отражалось далекое небо с мириадами тихо
мерцающих звезд...
Мол вахта выпала на конец ночи .
Я сидел на корме с
рулевым веслом, пристальным взором стараясь пронизать
царившую кругом тьму, и чутко прислушивался к каждому
звуку, к каждому крику птицы с дальнего берега, к каж
дому всплеску воды под килем. Мимо во мраке неслись
фантастические очертания кустов, деревьев, островов, кру
тояров. Как-то раз навстречу, весь горя огнями, пробежал
пароход. На мгновение он наполнил шумом и стуком колес
широкое пространство реки. Еще момент — и, как какое-то
странное фантастическое виденье, пароход скрылся за по-
229
воротом и исчез в ночной мгле. Тьма и тишина вновь во
царились над миром. Было жутко и приятно. Тихие, лени
вые мысли медленно ползли в моей отягченной голове.
Потом черная тьма стала как-то сереть. Брызнули пер
вые блики рассвета. На востоке загорелась кучка перистых
облаков. Огромное красное солнце стало медленно выле
зать из-за горизонта. Подул сильный холодный ветер.
Я разбудил старшего Марковича и вместе с ним из двух
весел и одного одеяла смастерил примитивный парус, кото
рый быстро потянул нас вперед. Часам к семи утра весь
«экипаж судна» проснулся — веселый, голодный, шумли
вый. В одном попутном селении мы купили свежей, только
Читать дальше