С. Кошечкин - Весенней гулкой ранью...

родной". За стеной ветхой избенки

Все поют про горе,

Про тяжелый гнет,

Про нужду людскую

И голодный год.

По "лирическому чувствованию" к "Больным думам" примыкают еще несколько

стихотворений тех лет - "Моя жизнь", "Что прошло - не вернуть", "К

покойнику". Сюда же следует отнести "Капли", "Грустно... Душевные муки...",

"У могилы" - стихи конца 1912-1913 годов, когда их автор уже жил в Москве.

Все это, вместе взятое, - целый цикл ранних стихотворений Есенина,

пафос которых далек от юношеского восхищения природой. В художественном

отношении этот цикл, как и другие есенинские стихи того времени,

несамостоятелен. Молодой поэт подражает то Кольцову, то Сурикову. "Мечта

души больной", "разбитые грезы", "скорбные раны" - это напоминает Над-сона.

Стихи о крестьянине:

Посмотри, как он трудится в поле,

Пашет твердую землю сохой,

И послушай те песни про горе,

Что поет он, идя бороздой, -

как бы по-своему продолжают известные строки Некрасова из "Размышлений у

парадного подъезда":

Назови мне такую обитель,

Я такого угла не видал,

Где бы сеятель твой и хранитель,

Где бы русский мужик не стонал?

Подражательность первых есенинских стихов очевидна. Но здесь хочется

подчеркнуть другое - социальные мотивы в начальных опытах поэта. Нет, мало

видеть в юном Есенине только "мечтателя сельского", как писали прежде

некоторые критики. Несправедливо утверждать, что "его ранние деревенские

стихи еще не были потревожены социальными противоречиями...". Уже в самом

начале своего пути он близко к сердцу принимал народные страдания, боль

людей, кому "незавидная... в жизни выпала доля".

Мои мечты стремятся вдаль,

Где слышны вопли и рыданья,

Чужую разделить печаль

И муки тяжкого страданья.

Я там могу найти себе

Отраду в жизни, упоенье,

И там, наперекор судьбе,

Искать я буду вдохновенья.

Шестнадцатилетний деревенский парень, житель рязанского села, мечтает

быть певцом народа, его печалей. Уже одно это показывает серьезность

раздумий юноши Есенина о жизни. "Поэт народный, поэт родной земли" - вот его

идеал. И это - самое важное, что извлек он из жизни и творчества своих

учителей - мастеров поэтического слова.

В Спас-Клепиковской школе Есенин утвердился в своем решении "всю душу

выплеснуть в слова". Он не ошибался, когда записывал в ученической тетрадке: И мне широкий путь лежит,

Но он заросший весь в бурьяне...

4

В дореволюционной Москве выпускалось несколько детских журналов. Один

из них назывался "Мирок". Он публиковал стихи, рассказы, рисунки... Это был

"ежемесячный иллюстрированный детский журнал для семьи и начальной школы".

У меня в руках январская книжка "Мирка" за 1914 год. В ней на десятой

странице напечатано стихотворение "Береза":

Белая береза

Под моим окном

Принакрылась снегом,

Точно серебром.

На пушистых ветках

Снежною каймой

Распустились кисти

Белой бахромой.

И стоит береза

В сонной тишине,

И горят снежинки

В золотом огне.

А заря, лениво

Обходя кругом,

Обсыпает ветки

Новым серебром.

Под стихотворением стоит подпись: Аристон.

В наши дни, пожалуй, каждый школьник знает, что "Березу" написал Сергей

Есенин. Но долгое время об этом ничего не было известно. Принадлежность

псевдонима Есенину установил в 1955 году, то есть более сорока лет спустя

после публикации, Д. Золотницкий.

Просматривая рукопись книжки стихов для детей "Зарянка" (хранится в

Институте русской литературы в Ленинграде), литературовед увидел вырезку из

журнала "Мирок" с авторской пометой. Автором же рукописи был Сергей Есенин.

"Зарянку" в 1916 году молодой поэт предложил издателю М. В. Аверьянову, но

до печатного станка она так и не дошла. По мнению Д. Золотницкого, так

случилось потому, что "Есенин отверг многие замечания издателя".

Несколько позже было опубликовано письмо Есенина Грише Панфилову,

которое, судя по всему, относится к самому началу 1914 года. "Распечатался я

во всю ивановскую, - сообщает Есенин своему другу, соученику по

Спас-Клепиковской школе. - Редактора принимают без просмотра и псевдоним мой

"Аристон" сняли. Пиши, говорят, под своей фамилией".

Действительно, в течение 1914 года стихи Есенина публиковались в

нескольких московских журналах и газетах, а в "Мирке" - особенно часто. Но

ни в одном издании псевдоним "Аристон" больше не появлялся.