Адриано Челентано: Рай – это белый конь, который никогда не потеет (ЛП)

Они их написали, и среди них была и песня о моей дочери Розите. Сначала я не хотел записывать ее, настолько она попадала в цель. Мне делалось грустно, и я хотел, чтобы они поменяли текст. Я говорю: «Вы не должны этого делать». «А что? Мы ее специально написали. Думали сделать тебе приятное!» «Нет-нет, потому что мне кажется, что это как если бы я пришел домой, увидел дочь, дал ей чемодан, мы попрощались, и она ушла. Ей всего пятнадцать!» А они: «Черт, да ты с ума сошел! Это же еще один плюс. Так твоя дочь задумается об этом». В итоге они меня убедили, и я сказал: «Я ее запишу, но выйдет она только в Германии. Здесь, в Италии, песня не выйдет, потому что я не хочу ее слышать». Потом я пошел ее записывать, там был микрофон, я сидел, и записал ее сразу, за один единственный раз. И в ней слышно, что это настоящее переживание. Только потом, когда я ее еще раз послушал, я должен был признать, что вышло хорошо. Она получилась с тем самым «feeling». И стала очень популярна.

И тогда я понял, что дочь, если и оставляет тебя, это потому, что она вынуждена сделать это, потому что однажды она должна пойти своей дорогой. Но она уходит, впервые в жизни грустная от того, что покидает меня. Да, с сильной грустью. В этой песне не только моя грусть, но и ее. Моя и ее. И ее грусть делает меня еще более печальным. Я хотел бы, чтобы обе мои дочери, Розита и Розалинда, не вырастали, чтобы всегда оставались такими.

Джакомо, мужчина, другое дело, потому что я знаю, что даже если он женится, он всегда со мной, потому что мужчина, в итоге, всегда, рано или поздно, руководит семьей. Я говорю это не из женоненавистничества, а потому, что мужчина более решителен, чем женщина. Дочь же должна считаться с мужем, а ее муж как еще один я. Поэтому он соперник. Потому что она уходит, и я больше не вижусь с ней. Поэтому я ревную.

Я знаю, что Розита в том возрасте, когда могла бы уже заниматься любовью. И она, к примеру, меня спрашивает: «Как ты думаешь, папа, заниматься любовью до свадьбы, это правильно, или нет?» И вот однажды я поговорил с ней (потому что мы с моей дочерью всегда разговаривали по-дружески), и сказал: «Конечно, лучшее, что может сделать женщина, это пойти к венцу девственницей». И это так, потому что если она по-настоящему любит своего мужа, это самый прекрасный подарок, который можно сделать мужчине. Потому что это чушь, когда говорят: «Нет, девушка должна иметь опыт». Какой опыт? Нет нужды в опыте. И мужчине тоже, безусловно, нет нужды в этом самом опыте. Потому что опыт приобретается за три ночи. И после этого становится известным все. «Многие, - говорила она, - которые сделали так, отмечали, что между ними не было отношений, не было связи, они не уживались». Я сказал: «Прежде всего, это не значит, что нельзя даже дотронуться друг до друга. И потом, это не правда: ужились – не ужились. Тогда это значит, что любовь ненастоящая». Однако я отдаю себе отчет, что это нелегко, особенно сегодня, когда нас атакуют со страниц газет голыми мужчинами, голыми женщинами, людьми, говорящими о сексе, телевидение тоже, ну и все остальное. В общем, я сказал Розите: «Конечно, если ты сделаешь это, было бы хорошо, если бы этот важный поступок был сделан не зря». Но увы, я никогда не позволил бы своей дочери быть несчастной, потому что, по-моему, счастье – это видеть счастливой ее. Действительно, я всегда повторяю своей дочке: «Послушай, ты, прежде всего, должна искать достойного человека, и еще не слишком отдаляться от меня, тогда мы будем видеться и продолжать играть». И тогда она отвечает: «Да нет, папа, не нужно этого говорить, ведь я никогда не выйду замуж». Но эти же самые слова говорил своей маме и я.

Моя мама была подобна горе. И когда она умерла… Черт! Я начинаю все сначала!

Постскриптум

В этой книге, которую можно читать от начала к концу или от конца к началу, или с середины и дальше, или наоборот, читатель, как бы он ее ни читал, не найдет объяснения названию. В самом деле, не хватает проясняющего его рассказа, который Адриано Челентано отказался сделать своему интервьюеру, потому что, подобно Паганини, он не повторяет дважды. Поэтому придется удовольствоваться рассказом о рассказе.

Милан, март 1981. В баре одной звукозаписывающей фирмы. Рассказывает Паоло Конте, адвокат–композитор из Асти, написавший для Челентано два из его суперхитов, «Azzurro» и «La coppia piu bella del mondo»: «Я, когда писал песни, неважно, для себя или для других, всегда думал о Челентано, потому что это единственный певец, который когда поет, продолжает пользоваться итальянским, а не этим стереотипным слащавым языком, который нужен, чтобы сделать рифму «кровь – любовь». Но не только потому, что он так поет, и что мне нравится с ним работать, но и из-за того, что он рассказывает, пока мы работаем над песней. В последнюю нашу встречу, он говорил мне о Боге. Он хотел, во что бы то ни стало, убедить меня, что Бог существует, что думать о Нем - благо, и что, как бы там ни было, если ты в это веришь, веришь по-настоящему, это дает тебе преимущество. Из-за Рая. Ад и Рай – это конек Челентано. Бесполезно пытаться убедить его, что я неисправимый мирянин. И как все смертные, за исключением него, в два часа ночи больше, чем в Боге нуждаюсь во сне. Ничего не поделаешь». Глубокая ночь сменяется зарозовевшим рассветом. Адвокат Конте, обессиленный, но не сдавшийся, продолжает оказывать сопротивление анимизму Челентано своей верой в разум, переплетенной с мечтательным скептицизмом. Челентано готов отчаяться: душу Паоло Конте, наверное, не спасти. Но вот он извлекает, как фокусник из своего цилиндра, последний довод. Начинает с вопроса в упор: «Ты умеешь ездить верхом?» Конте оторопело смотрит на него: «Да, немного, а что?» И Челентано наступает: «А без седла ты умеешь ездить? Так, прямо на спине?» Конте яростно трясет головой в надежде собрать разбежавшиеся мысли: «Ну да, наверное». И тот: «Это лучше, скакать без седла. Но потно. Потеешь ты, потеет конь. Конь бежит, штаны намокают, и ты прилипаешь». Конте растерян. Челентано молчит. «То есть?» - спрашивает еле слышно охрипший Конте, потеряв последнюю надежду. Челентано безмятежно смотрит на него. Потом наставляет палец в грудь неверному и с убежденностью апостола отчеканивает: «Вот. Рай – это белый конь, который никогда не потеет».