Адриано Челентано: Рай – это белый конь, который никогда не потеет (ЛП)

Важность газа

По вечерам, прежде чем лечь спать, я иду на кухню и проверяю, закрыт ли газ. Проверяю два-три раза. Потом, уже выйдя из кухни, иногда мне доводится вернуться назад, потому что, пока я проверял газ, я думал о куче вещей. Я думаю: «Но проверил ли я газ? Да, проверил, я же только что из кухни. Ладно, но в случае сомнения лучше перепроверить». И тогда я возвращаюсь на кухню. Газ пугает меня. Когда я был более беден, чем сейчас, я, мама и папа спали в одной комнате. Эта комната была всем. В ней стояли три кровати, и там же был и газ. И вот, помню, однажды вечером я вернулся домой, и газ был открыт, мама забыла его выключить. Мама с папой спали, и я сразу же услышал этот запах газа. Я подошел к нему и закрыл. Разбудил маму с папой. У мамы немного болела голова, у папы тоже. Мы открыли окна. Я повернулся к маме и сказал: «Но ведь эта штука опасна!» И, говоря это им, я говорил это самому себе. Всю ночь я продолжал думать: «Что было бы, если бы я вернулся попозже?» И чем больше я об этом думал, тем больше понимал важность газа.

Так, теперь я оставляю дома окна приоткрытыми. И прежде, чем лечь спать, каждый вечер проверяю, в правильном ли положении газовый вентиль. Думаю: «Раз, два, три». Потом, неудовлетворенный, думаю: «Закрыт, закрыт, закрыт и еще раз закрыт. Ладно». И тогда я иду спать спокойно. Но иногда, как я уже говорил, возвращаюсь назад, потому что мало ли что!

Навязчивые идеи

Тревоги у меня нет. Но я немного в этом разбираюсь, потому что у меня было нервное истощение, длившееся три года. Тогда я очень боялся. Я только что женился. И, помимо прочего, как только выздоровел я, истощение началось у Клаудии. У нее это протекало тяжелее. Со мной все было легче, потому что мне больше, чем ей, удается рационализация. Я всеми силами хотел выйти из этого состояния. Это, однако, не была тревога. Это был постоянный страх, который мог перерастать и в тревогу. В общем, я чувствовал себя как расслабленный. Я боялся рассказать окружающим о своих навязчивостях, потому что думал: «Если я о них расскажу, о том, что чувствую, если я расскажу о своих страхах теперь, когда я их осознаю, я навяжу их другому, и он тоже заболеет». У меня даже был страх заразить других своим страхом.

Во время ночного бдения

Я сто раз спрашивал себя, почему у меня случилось нервное истощение. Это случилось потому, что я был скорее невежествен, чем независим. Все разразилось в один день. Я был в доме Клаудии, потому что умер ее отец. Я был рядом с ней, потому что ей было грустно, она плакала, и я пытался поддержать ее, вдохнуть в нее немного мужества. Это мне в достаточной мере удалось, потом, она была влюблена, я тоже, и поэтому, в общем, мое чувство было для нее мощной компенсацией. Ее умерший отец был там, на следующий день должны были быть похороны, и мы в соседней комнате всю ночь бодрствовали.

Стали говорить о жизни, о смерти. Рассказывали о том, как кто умер. Клаудиа говорит: «У моего деда была прекрасная смерть». «Почему, как он умер?» - спрашиваю я. «Да так, он кушал, уронил голову, и умер». «Черт побери! Конечно, это замечательно. Хорошо было бы умереть так. А чем он болел?» «Да нет, ничем он не болел. У него случился тромбоз». «Ладно, а этот тромбоз от чего бывает?» «А, ни от чего. Тромбоз может случиться у любого». «У любого?» - спросил я. «Ну да, потому что отделяется сгусток крови, и ему ничего не стоит попасть в мозг». И кто-то другой в комнате говорит: «С любым из нас, прямо сейчас это может случиться». Атмосфера и так была тяжелой, и вдруг я почувствовал волнение, почувствовал, как забилось сердце, и подумал: «Черт, не тромбоз ли это?» Пока я это думал, мысль раздувалась, и я разволновался еще больше. И я сказал: «Клаудиа, я боюсь, давай поищем доктора». «Зачем? Что случилось?» - спрашивает она. «Мне плохо», - отвечаю. «Да что такое, ты изменился в лице?!» Услышав это, я испугался еще больше. В общем, пришел врач и говорит: «Да нет, ничего страшного, он просто немного нервный. Это пустяки».

Я больше не думал о том случае. Однако я стал прислушиваться к себе, потому что я никогда не замечал, чтобы мое сердце билось постоянно с такой силой. Обычно оно так билось, когда я бегал. Однако после той ночи, внезапно, безо всякой причины, я стал чувствовать сердце: бум-бум, я чувствовал его в висках и начинал задыхаться. Как только я чувствовал, что сердце так стучит, я был готов сразу же предположить худшее. Я был внутри порочного круга, и от этого волновался еще больше. И начались эти страхи, которые к тому же я продолжал подпитывать, потому что ни о чем другом не мог думать. И так длилось три года.