В общежитии появился старенький патефон. В длинные осенние вечера частенько рассказывали то, что знали из прочитанного. Особенно интересовали всех героические дела советских летчиков, боровшихся в гражданскую войну против Деникина, Колчака, Врангеля, басмачей...
Однажды, помогая технику Стрельцову, я спросил, почему в последнее время стало часто барахлить зажигание.
— Моторы сильно поизносились, — ответил он. — Забрызгиваются свечи. Образуется плотный нагар, магнето начинает работать с напряжением, получается неполное сгорание в цилиндрах, отсюда хлопки, тряска моторов.
Поговорили и взялись за дело. Проверили и установили одно магнето, принялись за другое. Но в это время слабо моросивший дождь перешел в ливень. [44]
— Давай в кабину, — крикнул я Стрельцову, быстро взбираясь на крыло. Он так же проворно очутился в кабине штурмана. В машине было сухо и тепло. Тут-то и поведал мне авиатехник свою заветную мечту — стать истребителем. Я пообещал передать его рапорт командиру полка...
В один из особенно ненастных дней в полк возвратился шофер машины, на которой перебазировался Сумской. Шофер прибыл из госпиталя, где лечился после ранения, полученного в неравной стычке с гитлеровцами, во время которой погиб Володя Сумской...
* * *
Второй день свирепствует снежная буря. Ни пройти, ни проехать, а снег валит и валит.
Все до единого человека брошены на расчистку снега.
В полдень стало известно, что из Воронежа приехал командующий авиацией Юго-Западного фронта генерал-лейтенант Ф. Я. Фалалеев, что он привез награды для личного состава полка и что обед будет немного позже, после торжественного вручения наград.
Окончив расчистку снега, мы быстро привели себя в порядок и собрались в столовой, по-праздничному нарядной и чистой. За столом, покрытым красным сукном, сидели генерал-лейтенант Фалалеев, майор Рассказов, комиссар Козявин и Виктор Шестаков, раскладывавший документы. На столе лежало много красных коробочек.
Генерал прочитал несколько приказов, в которых командование отмечало успешные боевые действия полка и выражало благодарность личному составу за мужество и стойкость. Затем огласил два Указа Президиума Верховного Совета СССР о присвоении высшей награды Родины — звания Героя Советского Союза летчику Ивану Склярову и стрелку-радисту Василию Капитонову.
Все бросились к героям, обнимали, жали руки, хлопали по плечам, одним словом, искренне и бурно выражали свою радость за боевых товарищей.
Когда буря восторга утихла, началось вручение орденов. Орден Ленина прикрепили к своим гимнастеркам отважные воздушные бойцы Рассказов, Козявин, Хардин. Генерал поздравил награжденных, пожал им руки, а они поклонились залу, откуда гремели аплодисменты. А какое оживление началось, когда стали вызывать летчиков, штурманов, техников, радистов! Каждому устраивалась овация независимо от того, получал он орден или медаль. Так в счастливом возбуждении прошло около часа. Бочину вручили орден [45] Ленина. Ордена Красного Знамени были удостоены Усачев, Кравчук, Панченко, Сидоркин, Святенко, Лебедев, Заварихин, Шестаков, Барышников и еще несколько человек. Николаев и я получили сразу по два ордена: Красного Знамени и Красной Звезды.
Когда все ордена и медали были вручены, генерал-лейтенант Фалалеев поздравил нас с наградами Родины и выразил уверенность, что мы и впредь будем, не жалея ни сил, ни самой жизни, громить немецко-фашистских оккупантов.
— Коммунистическая партия, товарищ Сталин возлагают большие надежды на действия авиации по разгрому главной вражеской группировки на московском направлении, — сказал генерал-лейтенант. И закончил свою короткую речь такими словами: — Наше контрнаступление продолжается. Войска Калининского, Западного и Юго-Западного фронтов успешно продвигаются вперед, причиняя врагу большие потери...
После обеда начался концерт художественной самодеятельности. Настоящей сенсацией явилось для всех нас выступление недавно прибывшего в полк скромного, малоразговорчивого летчика Кости Горелова. У него оказался такой замечательный голос, что мы были просто потрясены. Зал замер: и песня была новая, и исполнялась она вдохновенным мастером. А чуть позже мы узнали, что Костя, уже будучи летчиком, несколько месяцев проучился в консерватории, куда был направлен командованием своей части, а когда началась война, сбежал из консерватории на фронт...
* * *
Читать дальше