Александр Молодчий - Самолет уходит в ночь

Это уже приказ. Кстати, новый командир полка обладал оригинальной манерой приказывать: начинал говорить спокойно, словно советуясь, постепенно и как-то незаметно облачая разговор в приказную форму. Первое время мы просто терялись, слушая его: никак не определим, где у него кончается беседа и где начинается приказ. Потом привыкли.

Мы обсудили все детали предстоящего полета.

— Учтите, — говорил Микрюков, — партизаны обозначат свой передний край ракетами и черными полотнищами: черное хорошо выделяется на снегу. Так условились в штабах. Не перепутайте, малейшая ошибка — и можно ударить по своим. — И после секундной паузы:

— Вылетать во второй половине ночи.

— Кроме бомб, захватите еще один груз. Вот этот... — Присутствовавший при разговоре Дакаленко протянул мне рыжеватый лист плотной бумаги.

«К гражданам временно оккупированной советской территории», — прочитал я набранный крупным шрифтом заголовок и быстро пробежал глазами по всему тексту листовки. В ней говорилось, что наши войска ведут борьбу с врагом, отстаивая каждую пядь родной земли, и что гитлеровцы несут огромные потери в живой силе и технике. Листовка подробно рассказывала о разгроме немецких захватчиков под Москвой, призывала население не верить фашистской лжи, подниматься на всеобщую битву с врагом и заканчивалась словами: «Где бы ты ни был, советский человек, не забывай, что ты — воин, патриот. Родина надеется на тебя и говорит: убей врага!»

— Помощь с воздуха нашим партизанам, — сказал Дакаленко, — ясно, не имеет цены, но и листовка — тоже. Она поднимет дух людей, им так нужна сейчас правда о положении дел в стране. Она укрепит веру, умножит силы в борьбе.

Ми знали это. Советским людям, находившимся на занятой врагом территории, как воздух необходимы ободряющие слова Родины. И мы с радостью понесем их, как весть о неминуемой нашей победе.

...Была глубокая ночь, когда мы пришли на аэродром. Предстоящее задание можно успешно выполнить только днем, ведь надо отчетливо видеть передний край, чтобы не нанести ошибочно удар по своим. Поэтому решили затемно перелететь фронт, чтобы легче было обойти опасные места, и с восходом солнца неожиданно обрушиться на головы фашистов.

И вот мы в воздухе.

— Нам, летчикам, раньше других приходится встречать рассветы и видеть солнце, — сказал однажды Леша Гаранин.

Это точно. Вот сейчас: внизу, под крылом самолета, — темно, а сзади, на далеком горизонте, — светлая полоска, словно отделяющая небо от земли. Полоска становится все шире я шире, багровеет, и в ее рубиновой купели показывается кусочек солнца. Кажется, оно выплывает из-под земли и, будто сонный ребенок, покачивается на дымчатой перине горизонта, посылая всему миру свой утренний привет. А на земле, под нами, все еще темно — там пока ничего не видно. Жаль только, что любоваться этим красивым зрелищем нам обычно бывает некогда.

Мы летим во вражеский тыл. Там партизаны ведут бой. Им нужна помощь. И все наши мысли — с ними, с народными мстителями, находящимися во вражеском кольце.

Начинался день — жгуче-морозный, но солнечный. Внизу, укрытая белыми снегами, лежала родная земля. Иногда среди этого лесистого края чернели большие прогалины с мелкими и крупными населенными пунктами — оккупированные врагом города и села. Прогалины соединялись между собой просеками — очевидно, дорогами.

— Где-то уже недалеко, — говорит штурман. Снижаемся над одной из прогалин — и в сердце закипает злость: под нами не населенный пункт, а одни руины.

— Прошли каратели, — выдавливает из себя Куликов. — Звери!..

И вдруг мы увидели бой. Снарядные взрывы явственно различались с пятисотметровой высоты. Немцы с пушками и, кажется, с несколькими танками, окрашенными в белый цвет, сжимали кольцо окружения. Партизаны заняли круговую оборону.

Делаем разворот, ищем условные обозначения.

— Есть! Вижу! — раздался голос Куликова. В небо летят условные ракеты. В различных местах леса на снегу появляются черные полотнища. Быстро определяем линию боевого соприкосновения сторон и сбрасываем бомбы. Делаем второй заход, третий... Даю команду стрелкам и через несколько секунд ощущаю знакомую вибрацию — заработали пулеметы. Выискиваем цель, и машина снова стремительно несется к земле. Мой маневр повторяют другие летчики.

— Врежешься в землю, черт! — предупредил Куликов. — Ты что?! Мы с тобой бомбардировщики, а не штурмовики.

— Ничего! — отвечаю штурману. — Бить так бить! Наверняка!