Александр Александров - Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой

«В половине десятого мы отправляемся в Салон. Я прихожу в свою залу и вижу свою картину на новом месте, взгроможденной куда-то наверх, над большой картиной, изображающей тюльпаны самых ослепительных раскрасок и подписанной художником девятого класса. Так становится возможным предположение, что ярлык с надписью «Почетный отзыв» прикреплен к «Ирме». Бегу туда. Ничуть не бывало. Иду, наконец, к своей дурацкой пастели и нахожу его там. Я подбегаю к Жулиану и в течении целого получаса торчу подле него, едва шевеля губами. Просто хоть плачь! Он тоже, кажется, порядком-таки удивлен. С самого открытия Салона, с той минуты, как были замечены мои работы, о пастели и речи не было, а относительно картины он был уверен, что ее поместят где-нибудь в первом ряду.

Отзыв за пастель — это идиотство! Но это еще куда ни шло! Но взгромоздить на такое место мою картину! Эта мысль заставляет меня плакать, совершенно одной, в своей комнате и с пером в руке».

Начнем с того, что с самого начала был разговор только о пастели. Тони Робер-Флери в записке с заседания жюри еще 30 марта пишет ей, что «головка-пастель имела истинный успех», с чем ее и поздравляет. К тому же она сама пишет в дневнике, что всего две пастели были приняты с № 1, в том числе одна ее. Просто Мария тщеславна без меры, маленький успех ей не нужен, пастель она считает низшим жанром. Она думала получить медаль за живопись, а раз не получилось, значит, во всем виноваты учителя, которые не так, как нужно, ее поддерживают. «Я, конечно, — пишет она, — вполне допускаю, что истинный талант должен пробить себе дорогу совершенно самостоятельно… Но для начала нужно, чтобы человеку повезло, чтобы его не захлестнула встречная волна… Когда ученик что-нибудь обещает, учитель должен некоторое время подержать его голову над водой: если он удержится — он что-нибудь из себя представляет, если нет — ему же хуже».

Ведь Кабанель поддерживал своего ученика Бастьен-Лепажа, напоминает она. Вероятно, ей известно, что Александр Кабанель, к тому времени уже давно член Французского института, руководил одной из мастерских и очень поощрял в своих учениках самостоятельность и проблески таланта.

Она, разумеется, не справедлива. Ее поддерживают сверх меры, вспомним, как трудно было кого-нибудь пробить в Салон и что значило просто выставиться в нем. Не говоря уж о том, чтобы получить этот самый злополучный, как она считала, «Почетный отзыв», который мгновенно дал свои результаты: именно после этого отзыва ее заметили, о ней стали писать, она оказалась на пороге настоящей известности и славы, к ней пришел корреспондент самой большой русской газеты «Новое время».

Но ей мало, мало, мало! Другие могут удовольствоваться и простым упоминанием их имени в газете, а ей мало даже почетного отзыва. Нужна была медаль и только медаль! Она искренне уверена, что только она и была достойна медали. Она поносит в своем неизданном дневнике всех выставлявшихся в Салоне знаменитостей: Каролюс-Дюрана, Жервекса, Казена, Сен-Марсо, не избегает ее критики даже «гений» Бастьен-Лепаж, которому по ее мнению, так не хватает ее советов. Она пишет гневные письма Роберу-Флери, упрекая его в том, что он не поддержал ее на жюри. Робер-Флери говорит ей, что все посчитали ее богатой иностранкой, которую совершенно не обязательно поддерживать, ибо она и так все имеет. Кстати, того же мнения о жюри, придерживался и писатель Франсуа Коппе, написавший по просьбе матери Марии предисловие к каталогу картин ее посмертной выставки.

Табличку с отзывом, или, как, Башкирцева его называет, «разлюбезный ярлык», украл с выставки ее друг Божидар. Она же привязала ярлык к хвосту своей собаки Коко и, добро бы она это сделала, как говорится, для домашнего пользования, пошутили в семейном кругу и забыли, нет, она рассказывает об этом направо и налево, посвящает в эту историю своих товарок из мастерской, которые, уже со своими, не думаю, что для нее лестными, комментариями, разносят по Парижу.

Колетт Конье приводит слова Эдмона Гонкура, опубликованные только в полном Монакском издании его дневников, который описал этот случай со слов Клер Канробер:

«Сегодня вечером (дело происходит у принцессы Матильды — авт.) дочь Канробера рассказывала о Башкирцевой, которую знала по Академии Жулиана. Она представила ее как существо способное, но совершенно невыносимое из-за непомерного тщеславия, превосходящее все представимое. Она была свидетелем гнева Башкирцевой, когда та, ожидая получить на выставке медаль, получила только отзыв. Тогда она заставила своего дружка, потомка сербских королей, снять его и привязала к хвосту собаки».