Руфь Рома: Повесть и рассказы

— Ты погоди, ты не спи, — говорила она. — Ты мне скажи — он украл ее от мужа или она так и осталась в неволе?

— Кто?

— Царевна.

— Какая царевна? Какой муж?

— Да ведь она с Кощеем-то жила, я думаю, а то что ей у него делать-то?

— Она ничего не делала, она плакала.

— Ты погоди, ты не спи. Дак полюбовник-то украл ее, я спрашиваю?

— Кто?

— Ну, Иван-то полюбовник ей был, я думаю. Как же он ее украл, раз ключа не было?

— Я вам потом расскажу, я спать хочу.

— Нет, ты мне сейчас скажи.

— Я не помню.

— Зачем же начинала, раз не помнишь? Рассказывала, рассказывала, а потом глаза завела и спит. Уважать надо старого человека.

— Я не вам, я Мане рассказывала.

— Как — не мне? Она-то спит, а я-то не сплю! Да погоди ты моститься-то! Гляди-ко! Опять спать наладилась! Нет, ты погоди!

Она держала меня за плечи, не давая лечь. Глаза ее мокро блестели из-под нависших козырьками век, а под широким платьем все время что-то шевелилось, как будто по ее телу бегали мыши…

На мой рев прибежала Лена.

— Что такое, почему ты ревешь?

— Кто ее знает, чего она ревет? То одна загудела, теперь эта. Может, они у вас припадошные?

— Я спать хочу. Я сказала, завтра расскажу, а она сейчас хочет.

— Маня уже спит, что ты? — сказала Лена.

— Это няня просит.

Лена удивленно посмотрела на меня, на няньку, потом сказала:

— Вы идите спать, пожалуйста, я сама ее уложу.

Нянька вышла, недовольно ворча.

Лена погасила лампу. В комнате стало темно. На пол легло окно из лунного света. Лена обняла меня, и я прижалась щекой к ее жесткой ключице.

— Лена, — сказала я ей, — Лена, бабушка говорила, что надо искать маму. Где она, как ее искать?

Лена так резко выдернула руку из-под моей щеки, что мне стало горячо. Она села в кровати и громко спросила:

— Это сказала бабушка? Кому сказала?

— Папе.

— Неправда, бабушка не могла этого сказать.

— Нет, сказала, я слышала. Она сказала: «Надо искать детям мать».

Лена схватила меня за руку. Ее лицо, освещенное луной, как бы повисло в темноте и стало белым и плоским, как нарисованное. Она заговорила горьким, взволнованным шепотом:

— Ты глупая, ты ничего не понимаешь. Нашу маму нельзя найти. Она умерла. Это будет чужая женщина. Это будет мачеха.

— Мачеха?

Это недоброе, жесткое слово было мне знакомо. Я вспомнила протяжный Настин голос: «Злая мачеха выгнала старикову дочку на мороз…»

— Нет, бабушка не говорила про мачеху, она сказала…

— Ах, ты ничего не понимаешь! — перебила меня Лена. — О чем с тобой говорить!

Она отвернулась и долго молчала, потом спросила:

— А что ответил папа? Ты слышала, что он ответил?

— Он сказал: «Я не могу ее забыть».

— Да? Он так сказал? А еще что? Вспомни.

— А еще он сказал: «Подумайте, что вы говорите».

— Конечно, конечно, папа так сказал… Ну ладно, спи. Мне завтра надо пораньше прийти в школу. Будем мыть класс.

Лена опять просунула руку мне под голову, и мы заснули. Утром старуха, ворочаясь, как медведица, укладывала свой сундучок.

— Нет, — бормотала она, — лучше кухарить, чем с детями. Дура, я взялася. И дети попались какие-то скаженные!

— Мы не скаженные, — сказала я.

— И ты тут. Ладно. Ну-ка, расскажи мне, что дальше было.

Я рассказала няньке, как Иванушка победил Кощея и увез царевну.

— Ну, вот и хорошо, — сказала старуха, — значит, по-честному. И свадьбу сыграли. Так… — Она взглянула на меня своими спрятанными глазами. — Ишь ты! Какое мелкое дитя, а какое языкатое. И где в твоем тщедушном теле слова такие лежат? Ишь ты! «По усам текло, а в рот не попало!» — протянула она и засмеялась, не раскрывая рта, как-то странно фыркая носом.

— Это нам Настя рассказывала. Она много сказок знала. Она с Матвеем уехала, а мы остались.

— Так. Значит, рассказывала она вам… А я вот не умею с детями. Своих не было́: мужик мне плохой попался, пил без просыпу, потом помер. Свекровь ела меня. Я в кухарки пошла. Вот так. Тебе спасибо. Уважила старуху. — Она опять покосилась на меня и добавила: — Не понимаешь ты ничего, что я тебе говорю. Мелка больно.

— Нет, я понимаю, — ответила я. — А кто вас ел?

Старуха опять смешно зафыркала, взвалила на плечи сундучок и ушла, не оглянувшись.

…В один из летних дней мы с Маней играли в саду за домом в прятки.

Пышные, приземистые яблони еле удерживали на своих усталых ветвях множество блестящих, умытых теплыми дождями яблок. При малейшем ветре яблоки срывались и падали на землю с глухим стуком. Деревья сияли в потоке розового предзакатного света.