Валентин Толстых - Хочу – Могу – Должен. Опыт общественной автобиографии личности

Что значит рассказать свою биографию? Поведать о прожитом и пережитом в твоей жизни, естественно – правдиво и честно, не утаивая грехов и не восторгаясь победами, если таковые были. Но, оказывается, выполнить эти условия совсем не просто. Не только потому, что придется «пересказать» свой жизненный путь, все значимые события и стечение обстоятельств 85-летнего проживания, но и передать ощущение своей участи, выпавшей доли, высокопарно говоря, судьбы. И тем самым впустить читателя в свое внутреннее бытие, в «свое иное», как именует его чтимый мною философ Фёдор Гиренок. Сделать это не просто, и не каждому доступно. Ведь придется всё время говорить (или иметь в виду) общество, вне которого нет ни тебя, ни твоей биографии. Но, по Гиренку, вступая в контакт с обществом или коммуникациями, твоя самость как индивида и личности пропадает, исчезает, общение превращается «в обмен пустыми знаками и болтовней». Получается, ценой встречи с обществом является утрата «встречи с самим собой», и чтобы вернуться или возвратиться к себе, надо обречь себя на молчание, и тогда, получается, монолог намного значимее, чем диалог.

Сразу предупреждаю, что такой монолог произвести я не смогу, и потому не берусь. Мне бы справиться с диалогом – внутри себя и с обществом, вне которого я как-то себя не представляю. По Канту, которого в молодости я очень почитал и много читал, всё, что делает человек, является (или должно быть) «делом его рук», и сам он должен пройти путь «от величайшей грубости до величайшего искусства», особенно преуспев в образе своих мыслей и чувств. Навсегда запомнил его советы-заветы насчет того, что природа всегда рассчитывает на «разумную самооценку» человеком себя и своих трудов. Это много больше, чем полагаться на «внешнее благополучие». Природа устроила человека так, чтобы он был озабочен мыслью-желанием «хорошо жить», а самому стать достойным жизни и благополучия. Кант знал реальный потенциал человека и верил в то, что когда-нибудь, пусть и не очень скоро, человеческий род достигнет такого состояния, а все его природные задатки смогут полностью развиться и само его назначение на земле будет исполнено.

В соответствии с этим мудрым и вполне реалистичным взглядом и подходом я старался, как мне позволяли данные природой силы, этому совету-завету следовать. А что получилось «на выходе» – судить не мне…

В моих воспоминаниях нет претензий на всеохватывающее описание и оценку прожитых и пережитых событий, радостных и печальных, крупных и малых. Вполне сознательно и продуманно отобрал события и проблемы, скопившиеся за 85 лет, надеюсь, интересные и значимые не только для меня. Расскажу, как понял и уяснил, что «вся жизнь – борьба, покой нам только снится». Думаю, вовремя понял, что надежнее всего полагаться не на «благоприятные обстоятельства», при всей их значимости, а на себя как субъекта и личность. Считаю самым большим «везением» своей жизни то обстоятельство, что всё детство и отрочество, включая годы Отечественной войны, учился в хороших школах (в Баку и Николаеве), рос в семье, дружной и скромной по своим запросам, без «баловней судьбы», уже в 17 лет начал превращаться в самостоятельного человека, отвечающего за собственную судьбу. Пытаясь осмыслить, понять и выразить себя в хочу – потребностях и устремлениях, в могу – воле и характере, и должен – развитом чувстве долга и гражданском поведении. Обозначив это в заглавии воспоминаний.

Начну воспоминания, как принято, с детства, и сразу признаюсь, что в памяти моей оно выглядит достаточно смутным, отрывочным и неопределенным. Утешаю себя мыслью, что не я один такой «беспамятный». Обрадовался, однажды узнав, что даже Лев Толстой не помнил событий первых пяти лет своей жизни, которые у всех детей, если поверить Корнею Чуковскому, просто гениальные. Чего, правда, никто не сможет доказать и подтвердить. Даже очень памятливый Максим Горький воспоминает свое детство, в основном, за пределами указанного «гениального» периода. Что вполне объяснимо: ведь сама способность помнить или забывать в раннем детстве еще только зарождается и формируется. Причем у всех по-разному, «по-своему». Причем и зрелые люди отличаются друг от друга степенью памятливости: кто-то хорошо запоминает происшедшее с ним когда-то, вплоть до деталей и нюансов, другие, напротив, часто забывают прошлое, притом не мелочи, а нечто важное, путают концы и начала, причины и следствия событий, а есть и совсем беспамятные, «манкурты», как обозвал их Чингиз Айтматов. Помню, в юности я завидовал памяти Горького, с упоением читая его «Детство», «Отрочество», «Мои университеты». Сейчас, на склоне лет, тоже часто и с удовольствием вспоминаю детство, более того, порой нахожу там ответы на совсем недетские вопросы. Корю себя за то, что не могу вспомнить какие-то важные моменты и детали описываемых событий. Однако, в целом к детству как периоду жизни отношусь бережно и уважительно, наверное, потому, что связываю с ним много хорошего в прожитой долгой жизни.