Парфений (Агеев) - Автобиография

16. Также еще случилось на чуждой стране, приняла меня лихорадка самая злая, так что ежедневно мучила, да и только; мне некто сказал: «Съезди в такую-то церковь Четырех Евангелистов и отслужи молебен, и будешь здоров». Я сказал, что я к Церкви Православной не принадлежу, а к часовне; потом я рассудил: что мне, что я нецерковный, но только дабы выздороветь, ибо каждый болящий врача не спрашивает, кто он такой, но только желает быть здоровым.

В один воскресный день я отправился на извозчике в эту церковь, только начали благовестить к Литургии; я, вошедши в церковь, помолившись, дал священнику целковый и просил его отслужить молебен четырем Евангелистам, а меня как приняла лихорадка, что я чуть едва вышел на паперть и тут упал без памяти; пролежал всю Литургию, и когда пришел в себя, уже выходит народ из церкви. Я встал как ни в чем не бывало и сделался здоров. Больше уже она не приходила [13] Слова «ко мне» приписаны другим почерком. ко мне. Вот уже дважды Великороссийская Церковь изливала на меня свои чудодействия, и я все это слагал в сердце своем.

17. Однажды читая Четьи Минеи, жизнь преподобного Макария желтоводского, увидел, что он 12‑ти лет бежал от родителей в монастырь, то я по его примеру, как только минуло 12 лет, на чужой стране бывши, бежал тайно в монастырь, который был мне известен прежде, в раскольнический; узнав об этом, родители много плакали. Потом родитель отправился меня искать и, приехавши в монастырь, нашел меня и начал меня уговаривать домой, чтобы ехал и утешил мать и бабушку, которые неутешно плачут о тебе; но я его просил, чтобы оставили навсегда меня в монастыре; даже начальник просил родителя, чтобы оставил меня в монастыре, но родитель никак не согласился оставить и нехотяща взял – повез меня домой. В монастыре я прожил месяца три. Дома же родные меня встретили с радостию и от радости много плакали.

18. Хотя и немного я пожил в монастыре, но хорошо вкусил иноческую жизнь; и уже мне дом свой и мирская жизнь стала казаться каким-то страшным чудовищем, и ничто не стало мне мило: ни родители, ни сродники, ни дом, – бежал бы в монастырь или в пустыню, да и только; но родители всячески старались меня утешить и дали мне полную волю, дабы только жил дома, и обещались меня не заставлять торговать и нечего не делать, а только Богу молиться и книги читать. Вот поэтому и сделал я в доме своем полумонастырь: завел ежедневную службу по уставу монастырскому, вечерню, утреню и часы. Начал всегда вставать с полуночи молиться Богу и будить всех домашних. Сначала они все этому радовались, а после скоро и наскучило, и начали на меня скорбеть и не велели их тревожить; то я уже стал один все исправлять и торговых дел не оставлять. Все это мне одному очень трудно было выполнить монастырское правило, юному отроку, да еще и мирскими делами править и торговать; хотя духом я и не изнемогал, но час от часу он разгорался в любовь Божию, а юное мое тело стало изнемогать. Так случится: читаю что-нибудь – у меня весь свет закружится, и обморок ударит меня о землю, и я лежу как мертвый. Тогда-то вспоминал Евангельские словеса, что один раб двум господам угодить не может, тако и человек не может угодити Богу и миру, а которому-нибудь одному.

19. Поэтому неотлагаемо положился оставить весь мир и все яже в нем и служить и работать единому Господу Богу, а так как в монастырь не отпускают, то и вознамерился удалиться во внутреннюю пустыню, в непроходимые горы и леса, и совершенно скрыться от человек. Решился это совершить, не отлагая времени день за день; родитель мой уехал в другой город по своим коммерческим делам, весною, в самую распутицу, когда нет пути ни конному, ни пешему, а я собрался в дальний невозвратный путь. Тихонько взял с собой один псалтирь и крест и рано утром пришел к матери своей и начал просить у нее благословения в путь, на половину дня сходить к одному человеку за книгой. Она сказала: «Неужели тебе еще не достает книг, ибо ты уже хочешь захватить весь свет книг». Я сказал: «Хотя и много у меня книг, но все я еще все книги не прочитал; еще много есть таких, про которые я еще не слыхал». Она же, любя меня, сказала: «Господь тебя благословит, только к обеду поспешай домой».

20. Я же, получа благословение, отправился в путь с намерением уже до смерти домой не возвращаться и пришедши к одной реке, чрез которую уже ходу не было, потому что того и смотрели, что тронется лед; но я, перекрестившись, пошел по льду благополучно; и мне не казалось очень страшным, перейдя реку. Люди спрашивали: «Как ты мог перейти реку, ибо уже три дня, как никто не осмеливался переходить ее»; я удивился их разговора, что я перешел и никакой опасности не видал; но как оглянулся назад, у меня волосы дыбом встали, ибо я увидел, что лед, только что слава лед, – весь в дырах и полыньях, и вода бьет водоворотами. Но я поблагодарил Господа Бога за сохранение моей жизни, которою я уже и не очень дорожил, ибо просил и желал, чтобы в каком-нибудь страданьи, Бога ради, окончить дни маловременной моей жизни, оставить землю и переселиться на небо к дражайшему моему Господу Богу.