Константин Писаренко: Патриарх Никон. Загадки Раскола

Итак, весной или летом 1642 года Никон возглавил Богоявленский монастырь на Кожеозере. Для обители его избрание обернулось благом. Михаил Федорович расстался с Булатниковым неохотно, судя по всему, под давлением извне. Недаром царь в грамоте на имя игумена Соловецкого монастыря Маркелла предписал братии поселить старца в «келье доброй», обеспечить всем необходимым, уважаемого крестного царевича и царевен «покоить» и «чтить». Понятно, что к любому обращению «пенсионера» царская семья прислушивалась. Не этим ли объясняется высочайшая щедрость, излившаяся на Кожеозерский монастырь при игумене Никоне. Он управлял монастырем около четырех лет, при основателе династии и того меньше – три года. Однако за эти три года царь пять раз пожаловал подопечных Никона. Впервые – 14 марта 1643 года. Кожеозерской братии позволили беспошлинно продать в Каргополе и Вологде две тысячи пудов соли. После того и двух месяцев не прошло, как 3 мая государь отдал монастырю Калитинскую деревню с сенными покосами и рыбной ловлей в вечное пользование. 26 марта 1644 года монахи получили на десятилетний оброк «малую сторону реки Онеги». Еще через год, 1 февраля 1645 года, их наградили правом ловли семги в районе деревни Чижиково, а 26 мая того же года – тарханной грамотой на сборные подати с солеварен. Мало того, поощрения по линии государства дополнялись пожертвованиями лично от членов царской фамилии. Михаил Федорович подарил псалтырь и десять рублей, Алексей Михайлович – стопудовый колокол и пятьдесят рублей, Татьяна Михайловна – кипу собственноручно вышитых полотенец и шесть рублей и т. д.

Кому же глухой уголок обязан свалившимся на него благосостоянием? Историки либо обходят эту тему стороной, либо называют братьев Львовых. Однако сомнительно, чтобы высокопоставленный чиновник Посольского приказа имел такой вес в глазах Михаила Федоровича. А вот Булатников, как мы видели выше, подобным весом обладал. И, кстати, не пообещал ли он инокам добиться для них выше означенных льгот и привилегий за избрание игуменом непризнанного ими выходца из анзерской монашеской братии? Не в протекции ли старца Александра кроется секрет успеха Никона в должности кожеозерского игумена?

Как относился Боголеп Львов к счастливому сопернику, понятно. С едва скрываемой неприязнью и завистью. Но на первых порах, зная о силе Булатникова, вынужденно помалкивал. Впрочем, вскоре младший брат Григория Львова, похоже, воспрял духом. Возникла идея, как, не ссорясь ни с кем, избавиться от протеже влиятельного старца. Среди записей вкладной книги Кожеозерского монастыря о пожертвованиях в монастырскую казну Г. В. Львова сохранилась одна, крайне интересная. Приведем ее: «Да во 153-м году, что были занеты в кабалу денег сто рублев (а занял те денги игумен Никон, как был на Москве) и во 154-м, как был брат ево родной старец Боголеп Лвов на Москве, и те денги заемныя Григорей Васильевич дал вкладом в монастырь по себе и по своих родителех. А кабала, что была на игумена Никона, и он ту кабалу в тех заемных денгах выдал».

В 7153-м, то есть до 1 сентября 1645 года. В 7154-м означает между 1 сентября 1645-го и 1 сентября 1646 года. Никон приезжал в Москву, скорее всего, еще при Михаиле Федоровиче и, судя по цитате, уехал из столицы должником братьев Львовых. Смысл происшедшего очевиден. Сто рублей – деньги великие, и Никон едва ли способен, не залезая в монастырскую кубышку, наскребсти ту же сумму для отдачи в срок. Ему грозила кабала вплоть до холопства, а спасение сулил… взаимовыгодный обмен: он покинет монастырь; Львовы простят ему долг. Полагаю, Никон добровольно пошел на эту сделку, чтобы осуществить какой-то важный проект, на который денег не хватало.

Однако менее чем через год случилось что-то, побудившее Львовых долг простить, а «кабальные» сто рублей переквалифицировать во вкладные, подаренные монастырю. Причину подобной метаморфозы помогают понять, во-первых, переезд Никона к лету 1646-го с Кожеозера в Москву, во-вторых, политическая ситуация в самой Москве. Четыре года благополучного игуменства увенчало успешное завершение тяжбы с крестьянином, захватившим в Каргополе двор, принадлежавший кожеозерцам. В марте 1646 года Алексей Михайлович вынес приговор в пользу монастырского братства. Тогда же имя Никона в монастырских бумагах было упомянуто в последний раз.

Искать у Шушерина объяснение переселению игумена в Москву тщетно. Иподиакон в данном вопросе предельно лаконичен: по «монастырским нуждам… поиде он в царствующий град Москву… живущу же ему в… Москве и нужды монастырские исполяющу, познан бысть от великаго самодержца и поставлен святейшим Иосифом патриархом московским и всеа России во архимандрита в Спасов монастырь на Новое». Обо всем самом интересном биограф умолчал или и вправду не знал ничего о подоплеке появления патрона в Москве. Попробуем разобраться в этой тайне.