И не могу не напомнить здесь пронзительно-печальных строф Георгия Иванова
Россия счастье, Россия свет.
А, может быть, России вовсе нет.
И над Невой закат не догорал,
И Пушкин на снегу не умирал,
И нет ни Петербурга, ни Кремля —
Одни снега, снега, поля, поля…
Снега, снега, снега … А ночь долга,
И не растают никогда снега.
Снега, снега, снега … А ночь темна,
И никогда не кончится она.
Россия тишина. Россия прах.
А, может быть, Россия – только страх.
Веревка, пуля, ледяная тьма
И музыка, сводящая с ума.
Веревка, пуля, каторжный рассвет
Над тем, чему названья в мире нет.
И все же у поэта были и иные строфы о России:
Это звон бубенцов издалека,
Это тройки широкий разбег,
Это черная музыка Блока
На сияющий падает снег.
… За пределами жизни и мира,
В пропастях ледяного эфира
Все равно не расстанусь с тобой!
И Россия, как белая лира,
Над засыпанной снегом судьбой.
Но это все высокая поэзия.
Приземленными были строки Дон Аминадо:
Не негодуя, не кляня,
Одно лишь слово! Но простое!
– Пусть будет чуден без меня
И Днепр, и многое другое… 3
Надо было жить, устраиваться, приспосабливаться, обустраиваться…
По сути дела братская болгарская земля все же с трудом становилась своей. В чем трудность? – в стиле, который в жизни русского и болгарина был различен. В подтверждение – только одна картинка:
«Поведение русских. было странно и непонятно болгарам, вызывало их осуждение. Русские мужчины целовали руки у замужних женщин, причем не только у пожилых, но и совсем юных. Русские женщины свободно ходили в одиночку по городу, без стеснения встречались и разговаривали со знакомыми мужчинами. Летом они носили привезенные с родины легкие белые платья из «шитья» с вышитыми или вырезанными медальонами, «мережкой» и другой «сквозной» вышивкой. Под платьями у русских женщин были красивые нижние юбки с воланами, кружевами и вышитыми медальонами, которые служили для защиты от нескромных глаз прозрачных частей надетого сверху платья, но воспринимались болгарками в совершенно противоположном смысле. Доходило до того, что болгарская женщина хватала русскую за подол платья, поднимала его и, завидя более нарядную, чем верхнее платье, нижнюю юбку, кричала: ”Смотрите, они приехали соблазнять наших мужей!“, причем это иногда происходило в присутствии мужа-болгарина. Как это ни обидно и несправедливо, русских женщин часто называли “развалена рускиня”, то есть “развратная русская”» 39.
Болгарки, привыкшие к традиционному платью, зачастую просто не воспринимали русских женщин, одетых по-европейски. Именно о таких модницах в юмористическом листке «абсолютно независимой мысли» под названием «Вопль!» в 1929 г. публиковались следующие стишки:
С каждым годом все короче
Дамский модный туалет…
И скажу я, не пророча,
Что нас ждет чрез десять лет
Побожуся я – ей Богу,
(Пусть простит Всевышний мне) —
Наши моды понемногу
Возвратятся к старине.
Скоро бабушки и девы!
И плеяды пышных дам —
Запестрят в костюмах Евы!
По бульварам и садам.
С каждым годом все короче
На прикрытие намек —
И исчезнет между прочим
Даже фиговый листок 40.
Как и везде, в русском зарубежье, в Софии были свои «питательные заведения». Назову несколько.
Предлагал себя первый русский ресторан «Гамбринус» (бул. Дондуков, 36) с девизом «Вкусно – сытно – дешево» 41.
Столовая при Русском офицерском собрании обещала «вкусные дешевые обеды и ужины» с непременными водкой, пирожками и гречневой кашей 42.
Рекламировали себя «Русский ресторан» (ул. Бенковского, 2) и ресторан «Радость» (ул. Клементины, 12), ресторан «Наслада» (ул. Мария-Луиза, 61) 43.
В ресторане «Русский уголок» (ул. Мария-Луиза, 61) чай по-московски и рюмка водки «на ходу» стоили одинаково – 5 левов 44.
В ресторане Родиона Писарева (потом А. Попова) «Медведь» можно было отобедать за 12 левов (два блюда на «свежем сливочном масле»!), причем водка и вина подавались с бесплатной закуской! (Номер газеты «Русь», в которой было помещено это объявление, стоил 3 лева) 45.
Читать дальше