Владимир Бушин - Я посетил сей мир. Дневники, воспоминания, переписка разных лет. Книга вторая

После первого свидания Светлана не спала всю ночь, а рано утром побежала к памятнику Пушкина, к которому Кораблинов во время их прогулки положил букет роз, сорвала один лепесток и от избытка чувств съела. Потом поехала к тете (она-то надоумила ее позвонить режиссеру) и бросилась ей на шею со словами: «Это не человек, а вулкан! Я забыла все на свете! Мне казалось, что я иду с ним не по Москве, а по венецианской набережной и слушаю неаполитанские рулады».

Но тетушка вовсе не желала, чтобы племянница забыла все на свете. У нее была ясная цель: устроить красотку-племянницу через Кораблинова с Институт кинематографии. «До тех пор, пока не станешь студенткой, ты должна обещать ему все» – поучала она племянницу.

И вот второе свидание. Уже не прогулка по улице Горького, а ресторан. А потом на улице он спросил:

– Вы хотите стать актрисой? И не постоите ни перед чем ради этого?

– Ни перед чем! Никогда! – воскликнула Светлана, выполняя инструкцию тетушки.

– Вы готовы жертвовать? – вновь спросил человек-вулкан.

– Да!

Вулкан остановил такси: «В Сокольники!»

Под скрежет коробки скоростей и монотонно-грустное пощелкивание счетчика он стал целовать Светлану и заклинать: «Я люблю вас!.. Я сделаю из вас знаменитую актрису!.. Княжну Мэри будете играть вы!..» Но тут произошло то, чего дважды дед никак не ожидал. Вероятно, не ожидала и сама девица. Она вопреки теткиным инструкциям вдруг воскликнула:

– Вы гадкий и грязный старик! – и закатила вулкану пощечину, и тут же ее руки, «словно крылья белой голубки еще несколько раз мелькнули перед его лицом». – Я без вашей помощи буду актрисой! – С этими словами Светлана выскочила из такси.

Очухавшись, старикан тоскливо подумал: «Да, вот она моя лебединая песня». В сопровождении пощечин».

Дальше не буду пересказывать фельетон, а замечу: Светлана действительно поступила во ВГИК без помощи Кораблинова. Что ж получается? Семнадцатилетняя девушка не дала и не приняла взятку в виде студенческого билета и добилась своего. Да это же вдохновляющий образ! Молодец Иван Лазутин! А меня хотят купить за двести грамм коньяка да тройку бутербродов с черной икрой и осетриной? Нет же! Нет, братцы! И пусть это будет им уроком, как Кораблинову. Будут знать, что взятки не только в виде студбилета, но даже и в виде угощения в «Метрополе» не всегда и не на всех действуют. И фельетон появился в «Литературке» безо всякой правки.

Между прочим, за всю мою литературную жизнь было лишь две попытки подкупить меня. Вот эта да еще однажды какой-то сочинитель, огромный роман которого я рецензировал для «Профиздата», нагрянул откуда-то из с Урала или Сибири ко мне домой с парой-тройкой каких-то роскошных рыбин.

Как было отказаться, когда это подносилось как дар Сибири или Урала. Впрочем, и рыба, как застолье в «Метрополе», не сломили мою железную волю.

1965 год, февраль

На Новый год мама ездила в Ногинск, точнее, в Глухово к своей младшей сестре тете Тоне, моей крестной. И вот крестная прислала мне письмо.

«28/1.65

Володя, здравствуй, дорогой!

Володя я вот что хочу сказать тебе.

Под Новый год я пошла встречать твою маму и что же ты думаешь, глазам своим не верю, она вышла из вагона вся в слезах, я даже испугалась. Спрашиваю, что случилось, а она плачет и только сквозь слезы я еле поняла. Она выговорила: меня так обидел Володя. Это с ней я вижу впервые. Она никогда такая не приезжала и из-за ее плохого настроения мы расстроились и очень скучно встретили Новый год и провели все три дня. Она никогда мне не жаловалась на тебя, а в этот раз, наверное, нервы не выдержали.

Володя, я не хочу тебе читать наставления или учить чему-то, т. е. как надо вести себя с мамой, ты сам очень умный и она всегда этим горда. Она же очень любит тебя, она всегда сочувствует во всех твоих невзгодах, поэтому ей очень обидно. Может, даже ты и не грубо сказал, а ее все равно обижает даже твой повышенный тон. Это только потому, что она тебя любит. Я это поняла с ее разговора.

Так вот, Володя, все это надо понять и подумать об этом серьезно. Представь себе, что с ней случится, ведь как тебе будет тяжело переживать все твои бранные слова, но поздно будет. Володя, ведь ей так мало осталось жить, все дни сочтены, а ведь мать одна и ее надо беречь. Она вспыльчива, но сколько и пережито. Страшно вспомнить. Надо мать уважать хотя бы за то, что она дала тебе жизнь и уважать за то, чтоб после ее смерти не было раскаяния за свою грубость к ней.