Владимир Бушин - Я посетил сей мир. Дневники, воспоминания, переписка разных лет. Книга вторая

Я вообще упустил много подобных возможностей. К Шолохову многие ездили. А я видел его вблизи только один раз. Это было в декабре 1949 года на вечере, посвященном 70-летию Сталина в Большом зале консерватории. Мы с Игорем Кобзевым упрашивали Михаила Александровича придти к нам в Литературный институт. Он соглашался, поддакивал, но так и не пришел. Леонова тоже видел рядом лишь один раз – в Литературном институте он беседовал с какой-то группой студентов. Я его слушал и ничего не понимал. А гораздо позже, когда началась катавасия демократии, Евгений Иванович Осетров и Вадим Дементьев, часто бывавшие у Леонова, рассказывали мне, что он интересовался мной как автором хлынувших тогда крутых статей. Вадим приходил к нему со свежими газетами, и великий старик каждый раз спрашивал: «Есть что-нибудь Бушина?» Если было, Вадим читал ему вслух. И нередко он от души смеялся.

Симонова видел вблизи тоже один раз, в редакции «Дружбы народов». А потом – уже в гробу, стоя на сцене ЦДЛ в почетном карауле. Светлова – тоже… Зато пять лет просидел в той же «Дружбе» дверь в дверь с Ярославом Смеляковым. Однажды на редакционной пирушке он предложил тост за меня, чем я до сих пор горжусь. У меня была статья о его книге «День России», но тост был не после нее, а, видимо, после моей статьи «Кому мешал Теплый переулок?» в «Литературке» – о том, что надо прекратить бесконечные переименования и вернуть многим городам их прежние исторические имена.

Когда Кожинов умер, я написал о нем довольно большую статью и предложил, естественно, в «Наш современник», где он долгие годы был членом редколлегии. Куняев отверг статью:

– Он не был диссидентом, не был антисоветчиком.

– А я и не говорю, что был. Активным антисоветчиком – нет, ничего антисоветского он не писал, не делал. Но неоднократно признавался, что в начале 60-х годов под влиянием бесед с Михаилом Бахтиным пришел к отрицанию всего, что произошло в стране после 1917 года. Всего! Значит, и культурный взлет, и победу в Отечественной войне, и прорыв в космос… Период этот был краткий.

Вадим всегда неутомимо работал, много знал, и обширные познания помогли ему вскоре выйти на правильную дорогу, как не могут не вывести любого честного человека. Он много сделал для разоблачения вранья о советской эпохе, и я часто обращаюсь к его книгам за поддержкой.

Но Куняев был неколебим. Да и что я мог ждать от человека, который однажды сказал мне: «Привыкни к мысли, что я всегда прав». И это в пору, когда уже давно отменен даже эдикт о непогрешимости папы. Пришлось напечатать статью в «Завтра». Потом она вошла в книгу «На службе Отечеству».

Но некоторые непустячные несогласия с Кожиновым все-таки остались. Так, я был очень удивлен тем, как несуразно, но упрямо в беседе с В. Кожемяко он на страницах «Правды» защищал Солженицына, объясняя его подлости, например, против Шолохова, то забывчивостью, то увлеченность, то темпераментом.

И странно было мне читать его рассказ о том, как на первом курсе МГУ он принимал участие в выборе комсорга курса. Избрали Игоря Виноградова. Он, говорит, при этом произнес обязательную в таких случаях речь, в которой процитировал какие-то строки Маяковского. Потом Вадим подошел к Игорю и сказал: «Неужели ты не понимаешь, что стихи были написаны только ради славы и денег?» Так думать о поэтах и стихах в восемнадцать лет! Меня это просто ошеломило…

А у Куняева всегда ко мне непомерные требования. То отвергает мою статью, например, в защиту Юрия Кузнецова, то маринует целый год статью о Радзинском, которая, оказывается, нравится ему… Я и этот дневник предложил «Нашему современнику». Он прочитал, сказал, что тоже понравилось, будем печатать в 3–4-х номерах. Но ты, говорит, приписал мне слова одного моего знакомого, хвалившего Ельцина.

– Да? – удивился я. – А ты не хвалил? Если так, то даже не буду ничего проверять, верю тебе на слово и прими мои извинения.

На этом и поладили. Я стал ждать публикации дневника в журнале. Вдруг – письмо от Куняева: нет, ему мало моего извинения по телефону. Он требовал, чтобы я извинился еще и письменно, печатно, в противном случае грозил предать меня анафеме через Интернет. Как в свое время грозил Татьяне Глушковой опубликовать ее давние письма к нему, если она не прекратит критиковать и его и Кожинова, называя их «адвокатами измены», защищающими «авторитеты измены» – Солженицына и Шафаревича. И опубликовал!.. О господи… Ведь та моя ошибка с цитатой, что засела в него в печенках, была лет пятнадцать тому назад! Не знаю, украсил ли он Интернет своей инвективой против меня. Не интересовался.

Читать дальше