Владимир Бушин - Я посетил сей мир. Дневники, воспоминания, переписка разных лет. Книга вторая

А как только вечером теплоход отошел от одесского причала, я сразу направился в бар и познакомился там с молодой русской парой из Франции: Олег и Марина. Ее фамилия Горбова, его – Галяев. Олег настроен очень прорусски: много рассказывал о знаменитых людях русского происхождения по всему миру. А она не помню, что говорила, но была очень мила. Прекрасно провели вечер. Обменялись адресами. На другой день, кажется, в Стамбуле они сходили. Я помог им нести вещи к трапу.

Когда шли по Эгейскому морю, я послал своей сотруднице по отделу критики Искре Денисовой телеграмму: «Слева по борту остров Лесбос вспоминаю стихи Сапфо и Володи Котова салют».

Когда вернулись в Москву, майор КГБ опять позвонил мне, и мы опять встретились под навесом Большого театра. Он спрашивал о впечатлении. Я отвечал, что все было прекрасно. «А вот эта пара, с которой вы беседовали в первый вечер… Вы не завязали знакомство, не обменялись адресами?» Я твердо соврал: «Нет!» А под Новый 1962 год Марина прислала мне поздравительное письмо, очень трогательное и забавное, не шибко грамотное. Очень хотелось ответить, но я не решился: ведь сказал же я ему, что не обменялись адресами. Жаль, жаль… Она жила где-то у Эйфелевой башни: Marina Gorвoff 22 rue de Passy Paris16, а Олег – в Булони-на-Сене.

5 мая 1964 г.

Сегодня в «Литературке» напечатан мой фельетон «Неаполитанские рулады на венецианских набережных» о повести Ивана Лазутина «Лебединая песня» в журнале «Байкал» (Удан-Уде). Я начал его так: «Герой повести Сергей Стратонович Кораблинов – «известный в стране актер, ведущий кинорежиссер, знатный профессор, педагог, отец семейства и дважды дед… Мы встречаем его в час великого умственного и душевного напряжения. Он терзается вопросами: «Какова она? Красивая? А что если старая кочерыжка?» Она – женщина, назначившая ему по телефону свидание. Кочерыжек Кораблинов терпеть не мог».

О, это стоит вспомнить… В Российском союзе писателей мне поручили сделать обзор журнала «Байкал». Я начал работать. Время шло… Вдруг мне звонит главный редактор журнала Африкан Бальбуров и просит встретиться. Он как-то пронюхал, что обзор делаю я. Назначает мне встречу у входа в «Метрополь». Как отказаться? Человек приехал с того бока земного шара. Я соглашаюсь. В назначенный день и час явился. Он тут же, с ним знакомый мне Норпол Очиров, тоже бурятский писатель, учится в аспирантуре Литинститута. Ведут меня в зал с фонтаном, к уже занятому столику. Оказывается, Африкан тут свой человек, официанты его знают. «Что будем пить?» Делает роскошный заказ. Прекрасно! Выпили по рюмочке, по другой… Вдруг… появляется Иван Лазутин. Они разыгрывают радостную случайную встречу. Иван садится за стол, и кутеж продолжается. Он – автор ужасно популярной тогда повести «Сержант милиции», переизданной раз двадцать.

И вот все трое начинают меня убеждать, какой прекрасный журнал «Байкал» и как замечательна недавно напечатанная там повесть Лазутина «Лебединая песня» Что делать? В «Литературке» лежит мой фельетон об этой повести, кажется, даже набран уже. Что делать?.. Пиршество-обработка продолжается часа два-три. Наконец, выходим на улицу. Оказывается, тут у подъезда меня уже ожидает такси, и кто-то преподносит мне огромный букет прекрасных цветов. В такси до Измайлова меня провожает Норпол. Он всю дорогу продолжает меня агитировать.

Утром я опять в терзаниях: что же делать?.. Я взял фельетон – может что-то смягчить? – и стал его перечитывать: «Герою пятьдесят семь лет, но – «это еще не закат, это еще зенит», уверяет он себя. Правда, уже не та прыть, когда «молодой, красивый, он не знал, что такое гипертония» и ощущал в себе «всю унаследованную от тамбовских дедов и прадедов лихость и удаль, но все-таки кое-что еще осталось…

В назначенный час, обманув бдительность супруги (она оплошно ушла на кухню) тщательно одетый Кораблинов явился на условленное место. Сложные чувства владели им. Дважды дед смущался. Но в то же время его захлестывали «приливы давно забытого юношеского трепета».

В руках у знаменитого гипертоника розы. Один лепесток упал на ботинок. Надо бы снять, но он не решается, ибо «при его высоком росте никто не замечает лысину на макушке. А если нагнуться…»

Но вот, наконец, и она! О, это совсем, это весьма не кочерыжка, это – «молодая озерная камышинка» под названием Светлана.

Дальше было «как-то стихийно, само собой. Разница лет была стерта». Последнее обстоятельство весьма существенно, ибо разница составляла ровно четыре десятилетия. Но, видно, уж так сильна была в знатном профессоре закваска тамбовских предков!