Вячеслав Дегтяренко - Военврач. 2000—2005

Эти события происходили и происходят. К ним прибавляются потери от бандитов и минной войны. Эхо войны стоит над Ханкалой и разносится далеко волнами за её пределы.

Когда от инфаркта умер Николай Васильевич – психоневролог, которого мы запомнили по командировкам в Чечню, как жизнерадостного оптимиста, начальник травматологии Денис М. с сожалением сказал: «А ведь столько хотел сделать! Такие планы были на „гражданке“! И что теперь, для кого эта служба, это постоянное недо… и ожидание чего-то? Не успел…»

– Дима, помоги! Обещай, что никому не расскажешь?

– Да, конечно, что случилось?

– Зашёл в туалет, расстегнул портупею, и кобура с пистолетом соскочили вниз. Что делать, не знаю? Комбату рассказать – засмеёт. Солдата попросить, расскажет другим. Дай свой фонарик, пойдём со мной, может, вместе что-нибудь сделаем.

Пятьсот метров до линии туалетов. Ноги то и дело влезают в чеченский пластилин. В одном из них осталась подошва от берца. Каждый шаг сопряжен с вероятным падением. Моросит дождь. В полукилометре работают САУшки ( самоходные артиллерийские установки ), обстреливая невидимого врага. Отблески выстрелов окрашивают небо в лунные зайчики. На сопках горят нефтяные вышки, кажется, что там поднимаются маленькие небесные светила – мини-солнышки, которые создают новые галактические системы. Фон, к которому привык. Но посмотрел под ноги, и отблеск романтики тает, как первый чеченский снег, ложащийся на тёплую землю…

– Свети сюда! Вижу, только кончик кобуры торчит. Ещё чуть-чуть и утонет. А тогда и посадить ведь могут.

– Не достать?

– Нет, глубоко здесь.

– Давай кабину снесем.

– Давай! Я сбегаю за топором в медпункт, чтобы колючку обрубить. А ты пока карауль, чтобы никто не заходил.

Зампотыл окутывал все деревянные строения колючей проволокой, чтобы соседний полк не разбирал их на дрова. В полковой линии укрепления и обороны заднего плана все строения зияли черными дырами. Наши же регулярно обновлялись и тщательно охранялись пассивными заграждениями.

– Эх, на раз-два-взяли!

Кабинка, качнувшись, повалилась в грязь.

– Меня сейчас вырвет.

– Ничего, это бывает.

– Свети в яму! Совсем уже ушло. Всё равно не достаю. Надо чем-то подцепить и поднять.

– Черпак из кухни будет самое то, там и ручка длинная.

– Я схожу, а заодно перчатки хирургические из медпункта захвачу и запасную кобуру.

Подняли. Рвотные позывы душили ротоглотку, пока доставал оружие из кобуры, а потом обмывал его и кобуру раствором хлорной извести. Орудие требовало заботливой прочистки.

– А что делать с черпаком?

– Да положи его в ящик с хлоркой у медицинского пункта, туда никто не заглядывает.

Спустя месяц санитарный инструктор сержант Каткова выполняла приказ комбата по проведению санитарно-гигиенических мероприятий. Солдат срочник носил за ней ведро с разведенной хлорной известью, а она поливала этим же черпаком стены дощатых заведений задней линии.

– Каткова, ты откуда черпак взяла? – спросил у неё вездесущий зампотыл.

– Это медицинский черпак! Он в ящике с хлоркой лежал.

– Посмотри, на нём по-русски вырезано и выжжено: «второе блюдо».

– Ну и что!? Я уже им второй месяц хлорку разливаю.

– Я приказываю вам, сержант Каткова, вернуть черпак на кухню.

– Ты на меня не кричи, Игорёк! Я выполняю приказ комбата! Видишь, борюсь за чистоту.

– Я выполняю приказ министра обороны: личный состав должен быть сыт и одет. Так что давай, возвращай.

И санинструктор медицинского пункта выполнила приказ зампотыла.

P.S. Наличие постоянно носимого оружия только усложняло мирную жизнь. Его содержание и уход требовали дополнительного контроля и должного внимания. Но в ночное время с ним чувствуешь себя защищённее и увереннее, пробираясь по лужам и рытвинам Ханкалинских полей и осеннего тумана.

В палатке офицеров управления

Зимой отмечали день рождения начфина. В палатке играл кассетный магнитофон. Жура пришёл с КП после суточного дежурства сердитый и недовольный.

– Убавьте звук, я спать буду.

– Рано, ещё только восемь вечера.

– Ах, не хотите!?

И табурет опустился на китайский магнитофон.

– Ты что – дурак, твой магнитофон что ли? Ты даже не складывался, когда мы его на рампе покупали.

– Сколько он стоит, двести рублей? Возьмите мою тридцатку. И вообще убавьте свет в керосинке.