Екатерина Иващенко - Такие разные женские судьбы

Соседи были разные: и семьи, и мамочки с грудными детьми. И вот тогда мамины медицинские знания пригодились. Жили дружно, друг другу помогали. Периодически начальник строительства выделял телегу, и женщины собирались в деревню, где покупали яйца, мясо, молоко, кур. А вот хлеба я не помню, мне кажется, что башкиры вообще неохотно едят хлеб.

Когда город только зарождался, то везде ставили финские домики на двух соседей со входом слева и справа. Домики эти были, как кукольные, маленькие-маленькие. Сейчас я на них смотрю и не представляю, как мы там помещались и жили.

А как-то раз между домами прокладывали асфальт, изрыли там всё ямами, которые во время дождя наполнялись водой, и мы, дети, с восторгом там купались. Вылезали потом, как чертенята, потому что и там были масляные нефтяные полосы.

Ещё было такое развлечение. Поскольку город очень активно строился, то постоянно появлялись новые улицы и кварталы, и мы с очень большим интересом всегда отправлялись на разведку по новостройкам. Наши финские домики, которые первыми поставили, быстро стали окраиной. Появился кинотеатр Родина, вырос большой микрорайон около нефтезавода, правда, как ветер подует, там вообще дышать нечем было. Но зато дома красивые, высотой по пять-шесть этажей. Для маленького города это ведь уже настоящие небоскрёбы. И вот мы, дети, некоторое время никуда не ходим, а потом соберёмся компанией и направляемся изучать новую улицу. Идём по ней, и всё для нас открытие.

Когда мы прибыли в Салават, я должна была пойти во второй класс. Школы не было, поэтому нас тоже возили в какое-то село, где учительница вообще не говорила по-русски. С математикой просто, там одни цифры, напишет она на доске два плюс три и знак вопроса, кто-нибудь из нас шёл и писал то, что думал и понял. Но, что интересно, она же учила нас правильно писать по-русски. Хоть языка она не знала, но выдавала нам карточки с текстом, вырезанные из русских учебников. Мы должны были читать ей вслух, а потом учить наизусть, то есть мы видели, как формируются слова. И это была очень правильная методика. Хоть она сама нам ничего не говорила, но показывала, как правильно читать, писать, подчеркивала слова, на которые надо обратить внимание. Года полтора мы так учились. А потом уже очень много народу туда приехало, привлекал мягкий климат в Башкирии. И тогда уже быстро построили и новую школу, и магазины. Вот так и вырос город Салават, и там возникла школа №1. Многие из учителей были башкирами, но они уже владели языком. Хотя бывало и смешно, когда преподаватели какие-нибудь слова не знали или неправильно произносили. А дети ведь есть дети, нас это крайне забавляло. Спросишь, например, у учительницы географии про что-нибудь: «Почему так?» А в ответ: «Почём-почём? Потом скажу!» Над этим почём-почём мы очень смеялись, и фразочка эта на всю жизнь запомнилась.

В Салавате было довольно много заключённых. По сути, они комбинат и строили, отбывая свой срок, причём работали не только немцы, но и наши. Было их два типа: те, кто не мог выходить за территорию, и кто имел право покидать зону по специальному разрешению, выдаваемому на несколько часов, а после они возвращались. И был у нас такой случай.

Мне маленькой пришло в голову достать папины грамоты и украсить ими все стены в спальне, мама меня всё укоряла, зачем я это делаю, папа будет ругаться! А я её и убеждаю, что, наоборот, все придут и сразу увидят, какой тут важный человек живёт!

И как-то раз зимой был поздний тёмный вечер, мама уже улеглась в постель, читает, а я рядом кручусь. Вдруг в окно стучат с крыльца. Мама отправила посмотреть, кто пришел, но дверь не открывать. Иду к двери:

– Кто там?

– А папка дома?

– Нет.

– А кто дома?

– Мама.

– Ну-ка открой на минутку!

И умная девочка послушно открывает дверь. И тут входят два амбала в телогрейках, на рукавах у них лагерные нашивки. Оба здоровенные. Когда они зашли, в комнате даже темнее стало, спрашивают, где мать. Я тоненьким голоском:

– Мама… тааам…

Они в комнату. Мама лежит на кровати, как греческая статуя, красивая, статная сорокалетняя женщина. Как только она их увидела, лицо у неё стало не просто белое, а даже зеленовато-белое.

– Вам что надо?

– … нам?

И стоят. Смотрят. На неё. На меня. На неё. На меня. И вдруг один бросил взгляд на стену, а там все эти папины грамоты, и шепчет испуганно так второму: «Эй, ты посмотри, это ведь Моисей Михайлович! Так это его семья!» Я громко сразу вставляю: «Да-да, а это мой папа!» Они: «Ой-ой-ой! Вы простите нас! Ему только не говорите, он же нас понимает, он же нас отпустил… Только, пожалуйста, не говорите! Что же мы наделали, он ведь нас предупреждал…» И они по стенке, по стенке давай пятиться назад к двери. Я за ними замок закрыла, но можете представить, как мне потом мамаша всыпала! Сижу реву в своей комнате, ремнём как следует попало, маму колотит: «Ты представляешь, что бы тут сейчас было?» И как раз папа домой стучит, а время уже позднее, спрашивает: «Ида уже спит? А следы на полу откуда?» Мама в итоге всё рассказала, хоть они и просили молчать. Уж не знаю, что он там с ними потом сделал, но грамоты нам добрую службу сослужили.