Анна Бондарева - Железный путь

Спутник мадам де Бри жадно пил. Казалось, он извлекает нетронутые ранее волевые ресурсы, чтобы хоть как-то подавить импульс негодования.

– Да ты расслабься, приятель, – Бенуа Лафоре переместился поближе к Блондину и дружески похлопал его по плечу, – тут, знаешь ли, как в далеком Вавилоне или как на празднике Дионисия в древней Греции: пей, сколько влезет, пусть разогреется кровь, отбрось условности…

– Приступим? – Пьер отложил блокнот в сторону и раздал поровну фишки для ставок и по три карты каждому игроку, после выложил еще три карты лицевой стороной на стол.

Повисла тишина. Игроки изучали свои карты. Лишь Жан-Вильем с пристальным вниманием оценивал лица присутствующих и психологический климат в зале. Я нарочито рассматривала Бенуа. Почувствовав взгляд, он дерзко уколол меня в ответ острыми зрачками и вопросительно приподнял левую бровь.

Так как дилер находился по правую сторону от Феврие, за ним пусть минимальная, но обязательная ставка. Он выдвинул фишки вперед.

– Еще сто! – выпалила Джина и с превосходством засучила манжеты своего платья, приподнявшись, уверенно поместила ставку на середину стола.

– Раз, два, три, четыре…

Жан-Вильем в упор смотрел на Блондина. Именно ему предстояло сделать следующую ставку. Через открытые окна с площади доносился звон церковных колоколов.

– Молодой человек, уже двадцать два – это последний удар, теперь колокольня час отдыхает…

– Рискнуть стоит, – подхватил с азартом Бенуа и, опережая события, принялся подготавливать фишки для ставки.

Джина выпустила сизое кольцо из табачного дыма. Все четырнадцать глаз заворожено наблюдали за его движением. Оно долетело до середины стола и замерло; время расширялось вместе с диаметром дымчатого облака ровно столько, пока оно не достигло своего апогея и бесследно исчезло.

– Да! Она угадала, эта женщина, – Блондин отчаянно бросил свои карты на стол; теперь он в упор смотрел на Джину. – Это последний удар, последняя капля, я не в силах далее изображать твою сиделку, твоего верного молчаливого пажа. Когда тебе нужна постель, ты ласково поманишь, а после бесцеремонно выставишь за дверь. В тебе нет ни одной живой струны. Как в бездонный колодец лились мои чувства в твое застывшее, утраченное в океане мирского изобилия сердце. Во что ты меня превратила?! В жалкое посмешище на арене, где беснуются такие же, как ты, полутрупы?! Я бросил все ради тебя! Свой университет, своих друзей… Я бросил Лею! Я себе этого никогда не прощу! Только она действительно любила меня. Она верила в мой талант; я еще могу стать хорошим врачом! Зачем я уговорил ее пойти на аборт?! Я убийца! Нет!!! Это ты – убийца, мадам де Бри! Ты будешь мучиться и умрешь в одиночестве. Сегодня я ухожу от тебя, навсегда!

Блондин молниеносно высвободился от галстука и, устремившись к Джине, схватил ее за плечи, приподняв с кресла, ловко переместил на край стола.

– Ты выиграла, горбатая!

Блондин впился зубами в малюсенькую шею Джины.

– Боже! Сделайте что-нибудь! – взывала к Жан-Вильему мадам де Бри.

Пьер от потрясения просто не мог пошевелиться. Бенуа Лафоре протяжно объявил:

– Каков финал! И кто бы мог подумать! Несчастная любовь на фоне пира и торжеств!

– Прощай, несчастная! – Блондин брезгливо оттолкнул маленькую Джину и выбежал по мраморной лестнице вниз, прочь из палаццо.

– Все в порядке, дорогая? – Пьер использовал самый мягкий регистр голоса, который мне когда-либо доводилось слышать из его уст, но этого было недостаточно, чтобы разрушить непроходимый слой прострации, повисшей за игровым столом.

– Вам не стыдно? Он еще совсем ребенок, – Бенуа стальным штопором открывал новую бутылку вина.

– Он просто ангел, – Джина обтирала кровоподтек от укуса влажной салфеткой.

– Ах, да, конечно, он ангел, – Жан-Вильем не удержался и рассмеялся таким неподдельным и заразительным хохотом, что мадам де Бри, по слабости характера, решила, что поддержать мэтра смешком будет с ее стороны оптимальным поведением.

– Ангел улетел, – продолжая смеяться, растерянно оглядывалась де Бри.

– Надолго ли, – по-философски лукаво заметил Феврие.

Дышать в палаццо становилось абсолютно нечем; даже запах изменился. Перегретый воздух, мысли гостей и алкогольные флюиды, хаотически смешиваясь, сплотились в гибрид-агрегат, беспощадно поглощающий кислород. Я обратилась к хозяину:

– Извиняюсь, мэтр, мне хочется прогуляться.

– Прекрасная мысль! И я хочу пройтись, – отозвался Бенуа, – мы ненадолго, мэтр.