Олег Хазин - Пажи, кадеты, юнкера [Исторический очерк]

Окончены экзамены и после короткого отпуска оба специальные классы выступили 1 мая 1912 г. в Красное Село. Мы, младший специальный класс, для инструментальных съемок, а старший для всяких других топографических работ (глазомерных, маршрутных и прочих съемок).

Красносельский лагерь состоял из главного и авангардного лагерей. Главный лагерь, расположенный на возвышенности, тянулся на протяжении нескольких верст в направлении с севера на юг, параллельно Балтийской железной дороге, фронтом, т. е. лицом — на запад. Он упирался своим левым флангом в наш пажеский барак. Далее к югу, верстах в двух от него, находилось дачное местечко Дудергоф, расположенное у возвышенности того же названия.

Против нашего барака лежало Дудергофское озеро с его купальнями и многочисленными лодками. По ту сторону озера находился авангардный лагерь, занимаемый военными училищами и некоторыми частями гвардейской кавалерии и артиллерии. Далее на запад простиралось огромное по своим размерам военное поле с Царским Валиком в его центре.

Главный лагерь занимался частями 1‑й и 2‑й гвардейских пехотных дивизий, делился вдоль и поперек на всем своем протяжении параллельными дорогами на большие квадратные участки, усеянными опрятными вытянутыми в ниточку белоснежными палатками с зелеными деревянными стенками. Каждый полк, батальон и рота имели свои постоянные участки и ревностно соблюдали щегольство и опрятность их наружного вида.

Параллельные фронту дороги назывались линейками. Первая или передняя линейка являлась парадным лицом всего лагеря. Шириной в несколько сажен, окаймленная аккуратно подстриженными газонными кантами и песочным тротуаром, вдоль которого возвышались грибки с сидящими под ними дневальными, она содержалась в исключительном порядке и чистоте. Никто кроме государя императора и сопровождавших его лиц не имел права проезда вдоль всего протяжения передней линейки, а пересекать ее было дозволено только в некоторых предназначенных для этого местах.

Наш барак, как сказано выше, находился на самом левом фланге главного лагеря, и передняя линейка заканчивалась против него. Если не ошибаюсь, то с 1913 г. левее нас должен был расположиться гвардейский мортирный дивизион.

Красотой архитектуры наш барак не отличался. Это было высокое деревянное здание, темно–коричневого цвета с простой треугольной железной крышей.

Обращенный к передней линейке боковым фасадом, с небольшим крыльцом и парадным входом, барак тянулся во всю длину в глубь нашего участка. Внутри он состоял из двух передних комнат, служивших дежурной и приемной, и длинного высокого дортуара с 4‑мя рядами коек с проходом по середине. Койки были отделены друг от друга небольшими шкафчиками. Между высокими окнами по сторонам дортуара стояли в гнездах наши винтовки и висела прочая амуниция. В противоположном конце барака находилась умывалка, небольшой цехгауз и выход в сад. Отделенная этим небольшим садом от барака в некотором отдалении, параллельно второй линейке находилась столовая, открытый с одной стороны продолговатый барак.

Между второй и третьей находилось офицерское помещение, небольшой лазарет и всякие хозяйственные постройки. Далее, между 3‑й и 4‑й линейками были бараки наших «дядек», вестовых, барабанщиков, горнистов и прочих служителей и нижних чинов, обслуживавших наши нужды. Совсем, сзади нашего расположения была конюшня с нашими строевыми лошадьми, возраст которых во многих случаях на много превышал предельный срок браковки, но, несмотря на это, преданно и покорно исполняли свои нелегкие обязанности.

Для инструментальных съемок, местность вокруг Красного Села и Дудергофа делилась на участки приблизительно в одну квадратную версту, и мы на узелки тянули номер участка.

Эти съемки производились попарно, т. е. два пажа работали совместно и получали одинаковый бал (но не всегда) за произведенную работу. Моим компаньоном был Богдан Ахматович, очень милый, спокойный и трудолюбивый мусульманин. (Он и его брат Лев поступили в корпус в 4‑й класс. В 1917 г. Лев Ахматович покинул корпус при нашем переходе в 6‑й или 7‑й класс).

Первая стадия инструментальных съемок, на которые давалось приблизительно 3 недели, заключалась в триангуляции, т. е. в измерении расстояний и углов между самыми выдающимися пунктами участка, которые обозначались по нашему усмотрению вбитыми в землю вехами. От правильности триангуляции зависела правильность всей работы и, поэтому, было очень важно, чтобы все вехи были на своих первоначальных местах до самого окончания съемки и ее проверки.