Самый первый концерт оркестра, тогда ещё без своего красивого названия, без университетской «крыши», состоялся 24 ноября 1989 года в Актовом зале консерватории, на фестивале специальных музыкальных школ страны. 12 января 1990 года они участвовали в концерте памяти Назиба Жиганова, а в феврале-апреле – концертах в консерватории. Уже тогда они играли Вивальди, Баха, Стамица, Моцарта, Бриттена, Равеля…
И вот 12 июня 1990 года – первый концерт в КГУ, в историческом зале с его «уникальной акустикой, непередаваемой атмосферой красоты и ощущением незыблемости культурных традиций университета» , как писал профессор Давид Исаакович Фельдман. Непросто было уговорить администрацию и учёный совет КГУ разрешить проведение концерта в Актовом зале. Хотя его и использовали для торжественных заседаний, но в основном он оставался музеем. А здесь надо было пустить людей, поставить рояль! Уникальная мебель, старинный паркет. В реставрацию зала были вложены большие деньги – превращать его в концертный зал казалось тогда кощунством.
Михаил Теплов:
– Больше всех против был профессор Левинсон. Он как никто другой знал, чего стоила реставрация, но даже он позже признал правильность этого решения. Акустика в Актовом великолепная, как раз для такого оркестра. Задняя стена достаточно далека для того, чтобы звук, уходя в глубь зала, ни во что не упирался и не возвращался отражённым. Реверберации нет. Правда, после того как убрали сцену, звук стал немного глуше, но эффект всё равно сохранился. Я не могу назвать появление в этом зале оркестра Абязова «счастливой случайностью», как говорят некоторые, всё-таки здесь выступал и квартет Бородина, и другие музыканты. Во время ремонта зал как-то выпал из музыкальной жизни Казани, но ремонт закончился, и зал снова «ожил».
Профессор Давид Исаакович Фельдман в статье университетской газеты по этому поводу, описывая реакцию зала и свои ощущения от концерта, говорил, что «хорошая музыка объединяет людей, заставляет их сердца биться в унисон независимо от места, страны и национальности слушателей» .
Решение о создании камерного оркестра в КГУ было принято 29 мая 1990 года.
Юрий Коноплёв, ректор КГУ с 1990 года:
– Когда создавался оркестр, я был проректором по международным связям. Помню, как обсуждался вопрос о его создании на ректорате. Все были согласны. На первые концерты мало кто ходил. Были заняты только несколько рядов. Но, выступая перед их первым концертом, я сказал: «Не сомневаюсь, пройдёт несколько лет, и этот зал будет полон». Когда отмечали пятилетие оркестра, зал был забит до отказа!
В этом триумфе пятилетнего юбилея было невыразимо приятно видеть Михаила Александровича Теплова с его всегда мягкой улыбкой, лучезарными глазами и манерами университетского профессора. Я не знаю, что он чувствовал в этот вечер, но в конце XX века этот человек возродил и воссоздал средневековую идею гуманизма, привёл науку и искусство к «единому знаменателю», и, как много веков назад, в стенах ещё одного университета, на сей раз Казанского, зазвучала музыка университетского оркестра. А его музыканты, будто бы средневековые менестрели, шагнувшие из глубины веков, материализовавшись как бы из воздуха, протянули музыкальную нить Ариадны, соединив пространство и время.
Один из первых концертов в Актовом зале КГУ
Ноты Моцарта
Партитуры симфоний и концертов как загадочные иероглифы, умершие, казалось бы, давно, но всё ещё звучащие отражёнными голосами. Нотное письмо ласкает глаз не меньше, чем сама музыка – слух. Черныши гамм, как фонарщики, лезут вверх и вниз. Каждый такт – лодочка, гружённая изюмом и чёрным виноградом. Нотная страница как диспозиция боя парусных флотилий, как план, по которому тонет ночь, организованная в косточки слив.
Громадные спуски шопеновских мазурок, широкие лестницы с колокольчиками листовских этюдов, моцартовские висячие парки с куртинами, дрожащие на пяти нитях, подстриженный кустарник бетховенских сонат – миражные города нотных знаков стоят как островки в океане кипящей смолы. Нотный виноградник Шуберта расклёван до косточек и исхлёстан бурей. Черепахи, вытянув нежную голову, состязаются в беге – Гендель. Когда сотни фонарщиков с лесенками мечутся по улицам, подвешивая бемоли к ржавым крюкам, укрепляя флюгера диезов, снимая целые вывески поджарых тактов, – это Бетховен. Но когда кавалерия восьмых и шестнадцатых в бумажных сутанах с конскими значками рвётся в атаку – это тоже Бетховен. Нотная страница – это революция в старинном немецком городе.
Читать дальше