Виктор Баранец - Ельцин и его генералы

Командующие военными округами и флотами, группами войск почти непрерывно обращались в МО с просьбами о помощи. Одновременно в Кремль, в правительство шли протесты и жалобы руководителей союзных республик, стремившихся отхватить куски побольше.

Резко возросло число шифровок правоохранительных органов, органов военной контрразведки о нападениях на наши склады и арсеналы, об участившихся захватах оружия и боевой техники. Министр отправлял грозные телеграммы: усилить, воспрепятствовать, противодействовать, наказывать. Однажды министр отдал распоряжение даже заминировать подходы к арсеналам в тех регионах, где не прекращались бандитские набеги. Но это уже помогало мало. Снаряжаемые министром многочисленные комиссии в военные округа и на флоты не могли приостановить процесс растаскивания вооружений и приватизации объектов на территории суверенных республик…

Во всем этом было что-то несправедливое и роковое: блистательный взлет на пик военной карьеры — и начинающийся развал армии. Растущая известность, желание придать новый облик Вооруженным Силам — и войска, теряющие боеготовность.

На фоне всего этого постоянная улыбчивость Шапошникова иногда выглядела нелепо. Но «секрет» ее мало кому на Арбате был непонятен: после былых суконных министерских лиц и солдатской угловатости их манер маршал стремился создать принципиально новый имидж министра обороны — приятного в общении, доступного, интеллигентного, умного. И очень во многом ему это удалось. Он сумел расположить к себе прессу. Его стали приглашать на телепередачи, рауты московского бомонда. Присутствйе Шапошникова на заметных мероприятиях в Москве становилось чуть ли не модой. Он появлялся не только в маршальском мундире, но и в гражданском платье. Особенно после того, как демократы в очередной раз заговорили о гражданском министре. Шапошников тут же заявил, что готов к такому шагу.

Он рьяно взялся за организацию взаимодействия всех военных структур Центра и республик. Уже 31 августа направил специальную записку на имя Горбачева. Предлагал сохранить единые ВС. Но всем было не до этого… Согласились только с тем, что военным надо повысить денежное содержание…

В первые дни работы Шапошникова Минобороны превратилось в дом жалоб и предложений. Косяками шли все, кто имел какие-то идеи или был обижен. Помню, министр бросил все дела, чтобы встретиться с солдатскими матерями. Только серьезного разговора не получилось: депутаты А. Алексеев и В. Уражцев завели прилюдную свару…

Криком кричали проблемы военной реформы. Свою концепцию реформы армии министр сформулировал так: «Лучше быть худым и сильным, чем толстым и слабым»…

Он брался за все: комплектование, единые вооруженные силы, работа с солдатскими матерями, группа генеральных инспекторов, дачи, бюджет… Наряду со здравыми идеями иногда проскакивала чушь. Например, маршал считал, что расформирование политорганов давало возможность устранить искусственное расчленение обучения и воспитания и «резко повысить качество подготовки войск», «утвердить в воинских коллективах здоровую атмосферу». Были вещи и позабавней. Он предлагал амнистировать всех беглецов и дезертиров, ликвидировать дисбаты и за счет такого пополнения доукомплектовать армию…

Он пишет записку Горбачеву, в которой предлагает обсудить на Государственном Совете вопросы об отношении к процессам, происходящим в республиках в области обороны, о принципах формирования союзного бюджета на оборону, об очередном призыве на службу в ВС… Но его плохо слышат.

Старая власть умирала. Новая азартно делила кабинеты и должности. Было не до армии…

…Через несколько дней после своего назначения Шапошников с семьей побывал на своей служебной даче. Он не мог и предположить, сколько упреков, критики, обвинений в нечистоплотности, использовании служебного положения в корыстных целях придется вытерпеть ему из-за той злосчастной дачи…

Позже он вспоминал:

«…Если человек назначен на какую-то высокую должность, то ему дают служебную дачу и многое другое, то есть, говоря без обиняков, допускают к своего рода кормушке, а он, в свою очередь, должен не только хорошо работать, но и говорить то, что говорят вышестоящие, а если нет — с должностью прощайся и с дачи съезжай… И я решил, что это надо поломать и жить так, как живут все люди…»

И что же он сделал?

Нет, он не собирался продавать все служебные дачи МО, а вырученные деньги направлять на строительство жилья для 180 тысяч бездомных офицеров. Нет, он не отказался от своей дачи.