Виктор Баранец - Ельцин и его генералы

И вот уже дикторша телепрограммы «Время» несет войскам и флотам архирадостую весть: во время встречи с министром обороны президент России твердо заявил, что все задержки военным по выплате денежного содержания будут «в ближайшее время ликвидированы».

Что-то подобное мы уже слышали осенью 1995 года, когда долги государства по денежному содержанию военнослужащих перевалили за 2,5 триллиона рублей. Тогда Ельцина сумели убедить, что основной виновник такого положения — руководство Главного управления военного бюджета и финансирования МО. В конце ноября вышел президентский указ о смещении начальника ГУВБиФ генерал-полковника В. Воробьева. Ему инкриминировалось невыполнение решений правительства. В чем именно оно заключалось, Кремль умалчивал. Судя по тому, что Воробьева не уволили из армии, а всего лишь «вывели за штат» и стали подбирать ему новую должность, было абсолютно ясно, что идет игра, о которой Ельцин мог и не знать.

Было понятно и другое: тот, кто отважился на столь опасные маневры за спиной президента, явно заинтересован в спасении Воробьева и занимает сильные позиции в Кремле. Вскоре по МО поползли слухи о причастности главного военного казначея к прокрутке бюджетных денег в коммерческих банках, а затем газета администрации президента сболтнула больше положенного… Но всей правды так никто и не сказал.

Наши офицеры, побывавшие в округах и на флотах, тоже сообщали, что там не возлагают больших надежд на твердые обещания Верховного главнокомандующего. Уже не верят в них и очень многие в Минобороны и Генштабе. Время идет — деньги не выдают. Кто попроворнее — ударился в тайный «левый» промысел. Наиболее удачливы те, у кого есть своя машина. Но и им с каждым днем все труднее — слишком много становится конкурентов в Москве. Да и не каждый начальник отваживается систематически прикрывать «извозчиков» — кто-то же должен и вкалывать.

Наш «мозговой трест» день и ночь пашет на всю мощь. Чем хуже становится положение дел в армии, тем напряженнее работа. Здесь никто не работает по восемь часов в сутки. Здесь люди работают столько, сколько нужно. Очень многие уже давно забыли, что такое «нерабочий день». Если ты хоть раз не спал на своем рабочем столе или на поставленных «коробочкой» стульях под шинелью, прогонявшейся сигаретным дымом, — ты здесь не «свой».

После бессонной ночи полковник Генштаба с чувством выполненного долга, с отупевшей головой и воспаленными белками глаз выпадает на Новый Арбат. Он спит на ходу и потому задевает плечом кого-то из прохожих. И слышит:

— Пьянь беспробудная!

Зря ты так, тетя. Сейчас полковник абсолютно трезв. А если и выглядит захмелевшим, так это от счастья служить Родине в кредит.

…В октябре и ноябре 1995 года президент был все еще серьезно болен, но тем не менее выполнял функции Верховного главнокомандующего. В Кремлевской больнице решались крупные внутренние и международные военно-политические вопросы. Те генералы и офицеры, которые служили в центральном аппарате Минобороны и Генштаба и по роду служебных обязанностей поддерживали тесные связи с президентскими и правительственными органами, были неплохо осведомлены о том, что теперь судьба многих распоряжений и указов Ельцина почти полностью находится в руках его помощников. Следовательно, уже не глава страны, а его свита начинала определять дальнейшее течение государственной жизни.

В те дни во многих арбатских кабинетах опять заговорили об этом опасно несовершенном устройстве механизма президентской власти. Ведь получалось так, что решение неотложных армейских проблем снова напрямую зависело от частых капризов здоровья Верховного главнокомандующего, у которого нет официального заместителя.

Нередко случалось так, что врачи разрешали Ельцину работать не более сорока минут в день, и тогда ему на рассмотрение и подпись подсовывали самые «горячие» документы, по своему усмотрению отсеивая те, которые «могли потерпеть». А ведь нередко среди них попадались и такие военные материалы, которые требовали оперативного рассмотрения.

Мне кажется, что вообще-то страшно несерьезно говорить о полноценно функционирующей президентской канцелярии в стенах Кремлевки. Ведь ни для кого уже не было секретом, что и врачи, и домашние Бориса Николаевича, и его помощники страсть как пеклись о том, чтобы он не загружал себя работой.

Зная кое-что больше положенного (мой дом — напротив ЦКБ, а некоторые соседи работают там), я никак не мог заставить себя поверить, что президент, ежесекундно прислушивающийся к своему сердцу, способен даже за отведенные ему сорок минут здраво вникнуть в чрезвычайно специфические детали весьма сложных указов, в том числе, разумеется, и военных (некоторые арбатские остряки прозвали их «валидольными»). Даже очень наивный человек никогда не поверит, что президент, оставаясь в больничных покоях один на один с документом, способен за короткое время исключительно точно проанализировать все сонмище аспектов, терминов, цифр, формулировок…