За месяц до своей кончины композитор набросал на бумагу конспективные заметки-размышления (оказавшиеся для него последними) о происходивших вокруг переменах, о надеждах и сомнениях, о наболевшем. И, несмотря на то что стиль языка, темп повествования и, главное, цель написания этих заметок совершенно противоположны тем, которые наличествуют в автобиографии, они – написанные той же рукой – воспринимаются как своеобразная дописка к автобиографии, её логическое завершение.
В августе 1989-го
Прежде чем представить вниманию читателя последние публицистические записки брата, никогда до времени написания этих строк целиком не публиковавшиеся, я сделаю некоторые пояснения относительно причины их появления на свет и истории оформления в окончательном, то есть приводимом здесь, виде.
Летом 1990 года главный редактор журнала «Пульс» (правопреемника «Комсомольской жизни») предложил нам с Женей поделиться с читателями журнала своими раздумьями о происходивших тогда перестроечных процессах в советском искусстве и музыкальной эстраде в частности. Наш довольно объёмистый публицистический труд планировалось поместить в двух ближайших выпусках. Однако по объективным причинам – горьким для сотрудников журнала и трагическим для авторов – в начале сентября редакции пришлось спешно втиснуть «горящий материал» в уже верстаемый номер журнала вместо какого-то другого материала (наверно, только «дымящегося»). И наша статья-диалог вышла в очень сжатом, наскоро откорректированном виде и с Жениным портретом в траурной рамке. О том, в каком цейтноте верстался октябрьский выпуск «Пульса», можно судить по портрету: он был напечатан в обратной фотопроекции, или, говоря проще, с правым пробором на Жениной голове вместо левого.
Впоследствии, вчитываясь в исчёрканные конспективно-черновые записи, сделанные рукой брата и мной с его слов, отбрасывая свои, в данном случае не столь ценные мысли, я почувствовал, что слово Евгения Мартынова может быть так же интересно и полезно людям, как и его музыка, а «неопубликованные записки» по прошествии лет после смерти их автора остались не менее актуальными, чем были в год своего рождения. Поэтому я решил заново их скомпоновать и вынести на свет божий, адресовав как поклонникам Евгения Мартынова, так и всем почитателям отечественной эстрады и ценителям русской песни.
До настоящего издания «записки» не раз публиковались в сокращённой форме (в частности, общенациональной газетой «Культура» в 1991 году), выборочно цитировались в статьях, теле- и радиопередачах, посвящённых памяти и творчеству композитора, а также частично использовались при составлении буклетов и написании аннотаций к различным мемориально-культурным акциям, связанным с именем артиста.
«Единственный судья – совесть»
Перестройка в политике, перестройка в экономике, перестройка в обществе, перестройка в культуре… Вольно или невольно участвуя в происходящих перестроечных процессах, мы всё серьёзнее и трезвее глядим на их результаты, словно дегустируем их плоды: так ли они сладки, как предвкушалось, и вообще, те ли это плоды, которые взращивались… Слов и проектов в воздухе всё больше, а дел и реализаций в жизни пока не так много, как хотелось бы. В прошлом многое наболело, а сегодня болит ещё сильнее. Старые ботинки, извините, жали, а новые еле на ногу налезают. Растопчутся ли? Станут ли новые песни милее старых? И кто творцы этих новых песен, ботинок, стратегий, идеологий?..
Как хочется верить, что наш нынешний разлад – реальность объективная и закономерная, но временная и переходная: весенний ледоход и паводок, после которых река жизни войдёт в своё естественное русло и её берега зазеленеют буйными травами и густой листвой, украсятся душистыми цветами и плодоносными деревьями! А люди, счастливые от воцарившейся гармонии и красоты, в ладном ансамбле друг с другом тоже запоют красивыми и стройными голосами красивые и чистые песни…
Душа мечтает, а разум – хочешь не хочешь – сомневается. Ибо если верно марксистско-ленинское определение искусства как «зеркала жизни», то, посмотрев вокруг, ловишь себя на мысли: недалеко же мы ушли от послевоенной разрухи «донэповских» времён! И песни почти те же, и побирающиеся инвалиды – как в «революционных» кинофильмах, и шапка для сбора подаяния – словно сохранившаяся с тех времён, и всё такое же вокруг безразличие к судьбе «нищего музыканта» – как со стороны Советов, так и со стороны Комитетов.
Читать дальше