Сено высохло, завтра пора метать стога . Наша работа – сено возить. Нагружаем телегу – высокий получается воз. Целый день возим. Вот и вечер, стемнело. Загружаем последний воз. Забираюсь на самый верх, поехали. Воз качается как корабль в море. Лежишь, смотришь в небо, а там звезды… В городе звезд почему-то не бывает.
Стога метать – это особое искусство. Траву надо так причесывать, чтоб травинки лежали по радиусу и с наклоном наружу. Тогда дождь будет скатываться с него, внутрь не попадет, сено не погниет. Папа всегда показывал нам такие обычаи и называл их «физика в жизни». И я была очень горда, когда меня послали наверх «стог вершить», граблями его причесывать. Эта работа требует понимания.
Кроме сена есть еще одна еда для коров. Это силос. Вроде квашеной капусты, только вместо капусты – трава, а вместо бочек – яма. Скошенную зеленую траву туда сбрасывают, и ее надо примять хорошенько. Для этого по яме ходит лошадь. А на ней кто-то должен сидеть. Работа для нас самая подходящая.
И вот получилось так, что один мальчик из нашего класса, которого звали Муся, ездил на лошади, которую звали Люся. Ну и ясно, все резвились: «Муся на Люсе» или «Люся на Мусе»…
Лет через восемь встретилась я с Мусей в нашей родной 178-й школе. Он уже был не Муся, а Моисей. Это было после войны, я уже училась в университете.
Вспоминали детство…
Моисей Цацкис. Встреча в Ленинграде в 1949 году
С завучем нашей школы на встрече выпускников
Вернемся в наш родной колхоз. Оказывается, руководить – это очень даже непросто. Однажды досталась нам необычная работа. Надо было небольшое стадо перегнать из нашей деревни в другую. Недалеко – 25 километров. Но коллективчик в этом стаде подобрался – на удивление. Тут были телята, овцы, пара поросят, старый баран с крутыми, спиралью, рогами. Такая разношерстная публика не желала идти куда велено, а все время норовила повернуть назад, домой. Стоило попытаться собрать их в кучу, как тут же поросята, смешно забрасывая ноги вбок, начинали бегать кругами. А круторогий красавец баран и нрава оказался крутого. Только повернешься к нему спиной, как он наклоняет задумчиво голову и вдруг – короткий разбег, мощный толчок в попу. Бедный пастушок летит кубарем метра на три.
Но все-таки мы эти 25 километров преодолели за два дня.
Наконец пришло письмо от папы. Они с мамой вместе со своим институтом и всеми сотрудниками уехали из Ленинграда. 10 августа. Они уже знали, что ясли, в которых был Володенька, эвакуированы в Костромскую область, в Шушкадом. И что ясли находятся в помещении школы рядом с железнодорожной станцией.
Папа потом рассказывал: ночь, четыре часа. Поезд остановился. Сколько он будет стоять, пять минут или пять дней, – неизвестно. Мама больна, лежит. Папа решается на отчаянный шаг. Один выходит из поезда и идет разыскивать Володеньку в яслях. Кого-то там из воспитателей разбудил: «Где наш Володенька?»
Заставил найти Володю ночью среди сотни других малышей. Схватил его. От большого мешка одежды не осталось почти ничего – папе сунули какие-то вещички, чужие, которые оказались под рукой. Подписывается документ о передаче Володеньки, и папа – бегом в поезд. Ведь он в любую минуту может тронуться, и что тогда? Но – повезло. Поезд все еще стоял, и папа успел.
Володенька был очень болен, просто еле живой, у него уже десять дней был понос. Полтора года ему, а он не то что ходить не умел – даже голову не держал. Когда доехали до Кирова, нашли хорошую докторшу, и мама начала по ее указаниям лечить Володеньку. Никаких антибиотиков тогда не было. Желудевый кофе, свежие сливки, творог… Выходили!
Мы – «выковырянные»
(1941—1942, Киров—Муша— Киров)
Теперь надо всех остальных детей собрать. Мы все в разных местах, пришлось делать несколько рейсов. И тут не повезло Сергею. У него всегда любимой болезнью было воспаление легких. Но одно дело лежать дома, когда мама ставит свои замечательные компрессы, горчичники и банки.
Читать дальше