Николай Попов - Гирей – моё детство

Через несколько минут появлялся с бруском, с пятью шаткетниками, гвоздями и молотком… и мы, пацаны, помогали.

Через пятнадцать минут забор исправлен. Хозяин восхищённо почёсывает задницу – оставшиеся две штакетины пригодятся в хозяйстве.

Жека, Ванькин брат, но с фамилией Никольский – любитель тишины и сидячего образа жизни. Его увлечения – журналы «Юный техник», «Радио», транзисторы, микрофоны, паяльник… и «Орёл! Орёл! Я – Сокол из Гирея» – «Орёл из Гулькевичей» – «Есть дальше?» – «Меридиан из Отрадо‑Кубанки» – «У‑у!» – «Армавир тебя уже не слышит» – «Буду работать над аппаратом».

Через неделю: «Я – Сокол, Гирей, кто дальний слышит меня» – «Тихорецк» – «У‑у» – «Армавир» – «У‑у!.. но буду работать над аппаратом».

Через две недели: «Сокол из Гирея, кто есть дальние?» – «Новороссийск» – «У‑у» – «Таганрог» – «У‑у!.. но работаю над аппаратом».

Через месяц: «Сокол! Кто слышит?» – «Тюмень» – «У‑у! Чё у вас?» – «32» – «Чё 32?» – «Мороза!» – «У‑у!.. у нас плюс 12» – «Африка!» – «Кто ещё?» – «Котлас» – «Бухара» – «Красноярск» – «Львов». «У‑у‑у! Работаю в эфире!»

Витя Гуров – универсал!

Восхищал пацанву, взбираясь по стволу дерева, будто по лестнице, словно папуас по пальме за бананами. Многие пробовали, понимая механику такого передвижения, но для меня, конкретно, был сбой в последовательности перемещения одной из четырёх конечностей, тренировки до автоматизма не моя стихия – высушивает мозги.

Любопытство заставило Витю изучить анатомию человека и стать просветителем впо этому вопросу среди невежественных дядек и тёток… Правда, от некоторых стариков получал костылём в лоб, но это были естественные издержки применения знаний на практике.

Виртуозно владел велосипедом, который слушался его, как конь под джигитом… От скуки был радиолюбителем – увлечение многих того времени: мечтали поймать сигналы спутника. Был опытным пловцом, изобретателем своего стиля плавания «гуровский винт»; к сожалению, Олимпийский комитет не принял этот стиль, посчитав его не от здравого ума, но для стремительного потока Кубани «винт» позволял переплывать на тот берег практически под прямым углом.

Боря Лобченко… Семьянин и патриот своей малой родины… После армии его могли оставить в любом московском футбольном клубе – он был классным вратарём, но он вернулся в Гирей, к матери и двум братьям, к хозяйству, которое надо было подымать – пусть он не доучился, но братья должны закончить школу и продолжатьобазование.. Боря учил меня вратарскому искусству, и оказалось, что главное – поймать мяч и приземлиться с опорой на него, а тело аккуратно уложить на место падения… Не поймал мяч – сам виноват, ляжешь костями на твёрдую землю.

Боря был энциклопедией футбольного мира, знал биографии, способности и возможности именитых и перспективных футболистов и тренеров… мог часами комментировать виденные им воочию или по телевизору матчи – это был завораживающий рассказ, после которого ощущалось, что футбол – самое прекрасное, что есть на свете.

Не помню ни имени, ни фамилии парня, старшего по возрасту, но он восхищал меня тем, что ругался и матерился одним приличным словом в любых обстоятельствах: «утварь» – различные эмоциональные звучания и введение слова в нужный контекст… от простого: «Ты, утварь!», до: «Мелкотравчатого желания утвари!» Других ругательных слов он не применял.

После моего девятого класса он пропал из моего поля зрения, и судьба его мне неизвестна, но «утварь» запомнилась.

Особенности и достоинства каждого гирейца принадлежали ему самому и Гирею. За пределами Гирея прорастало в профессиональной деятельности или увлечениях души.

«Майор» или «Лётчик» говорил, что он служил в полку Василия Сталина, что из его тела после последнего боя вытащили 216 граммов свинца а 81 грамм остался.

На его скамейку набрёл случайно: среди пацанов‑слушателей были мои одноклассники. Щупленький мужичок с проницательным взглядом и с озлобленной тоской в глазах, жестикулируя, говорил: «Думаю, Иосиф Виссарионович тоже не терпел идеализма. Считаю, что стремление к идеалу – это попытка поцеловать себя в задницу. Сталин был реалистом в стремлении достичь наивысшей возможной власти и сформировал своё мировоззрение и характер от наивности до мудрости.

Сказанное было интересным, но «Летчик» пугал свей обострённостью чувств. Слышанное пересказал отцу – реакция различная: смеялся в полную силу, значит, слышал какую‑то лабуду, с иронией улыбался – уловилправду, гнев – согласен с ним на все сто. Рассказчик гневался, будто матерился, повторяя: «Подлецы». Одобрение и согласие подтверждалось короткими комментариями: «Да, это жизнь! Обстоятельства бывают сильнее нас, если они неожиданны. Согласиться с другом – значит верить ему, согласиться с врагом – стать его рабом».