Виктор Пахомов - Луи-Этьенн Сен-Дени. Наполеон

При выезде из Москвы, молоденькая актриса, которой посчастливилось уберечь от огня часть своего имущества, уложила его в небольшую и запряженную двумя резвыми казачьими конями, коляску. Временами она путешествовала пешком, иногда верхом. Однажды, во время спуска с холма, слева от нас раздалось несколько пушечных залпов, и над дорогой полетели ядра – одно из них, ударив ее коляску, нанесло ей такой урон, что дальше двигаться она не могла. Бедняжке, которая в тот момент, к счастью, шла пешком, пришлось отказаться от нее и перегрузить столько своего багажа, сколь было возможно, в один из императорских фургонов. По прошествии нескольких дней я узнал, что она потеряла все, а может, лишь большую часть своих вещей. Не припомню, чтобы видел этих несчастных актрис или кого-нибудь из их спутников ни в Смоленске, ни в Вильне. Как и многие другие, они, вероятно, или погибли или попали в плен.

В течение того времени, когда Император жил в Кремле, состоялось несколько совещаний – касательно переговоров с неприятелем – каждый день мы ждали положительного ответа. Но, если немного поразмыслить, на какие ответные действия – врага который с легкостью отдал огню саму Москву, мы могли рассчитывать? Что еще ему было терять? Последствия стали ясным доказательством того, что они не желали ничего, кроме как обмануть Императора и поддерживать его веру в успех столько времени, сколько им потребовалось бы для возрождения их армии, пока наша, понемногу слабея, таяла в Москве – городе, являвшим собой лишь кучу пепла, равно как и наши, размещенные в иных поселениях, где не было ничего съестного ни для солдат, ни для лошадей, гарнизоны, и, в конечном итоге, вынудить нас как можно дольше оставаться в России, чтобы приближающаяся к нам, поистине, гигантскими шагами, зима, нанесла при отступлении нам – слабым и беспомощным – еще больший урон. К великому сожалению, эта тактика оказалась весьма успешной для русских, заставивших нас невероятно дорого заплатить за ту славу, коей мы покрыли себя, когда ворвались в их священный город.

Дни стремительно сменяли друг друга, но приятной и ожидаемой всеми вести о начале переговоров Императорский штаб так и не получил. Живя в Москве, все мы чувствовали себя достаточно уверенно, так что весть о внезапном нападении русских на французские форпосты не слишком обеспокоила нас.

С ответом на эту агрессию Император не заставил себя долго ждать. День отбытия был назначен, и армия получила приказ идти на юг. Насколько я помню, руины Москвы мы оставили 19-го октября.

С того времени ясные дни пропали совсем, а ночи становились все дольше и дольше. Солнце все чаще скрывалось за облаками, а горизонт накрывал мрак. Люди посерьезнели, казалось, они знают о том, какое ужасное будущее ожидает, а потому страшит их.

У Смоленска холод уже достаточно жестоко мучил нас. Лик воцарившегося в армии хаоса был поистине ужасен. Ряды Гвардии поредели – весьма существенно – но прежде, в начале своего пути, шагающая по Смоленску, она была многочисленна и прекрасна, ведь существенных потерь она в то время не понесла. А на обратном пути – как же она отличалась от самой себя – тогдашней!

Спустя два или три дня, Император и все остававшиеся в Смоленске французы возобновили марш. Мороз понемногу усилился, погода стояла пасмурная, дни резко сократились. Сразу же после того, как мы покинули город, арьергард взорвал огромное количество зарядных ящиков – они стояли у стен справа от тех ворот, через которые мы проходили. Мы видели и слышали эти следовавшие один за другим взрывы. У нас не было лошадей, забрать с собой эти ящики мы не могли. В этих взрывах было что-то столь мрачное, что заставляло нас почувствовать, что величайшие из бедствий еще впереди, но они приближаются, и встреча с ними состоится очень скоро. С каждым днем пищи у нас становилось все меньше и меньше, и каждый день мы оставляли позади себя пушки, зарядные ящики и обозные повозки. Чем дальше мы продвигались, тем холоднее становилось, трупы людей и лошадей отмечали наш путь. Мы шли медленно. После нескольких дней довольно устойчивых морозов наступила оттепель. Мы не раз видели, как Император, облаченный в длинный пелисс, [3] Пелисс – верхняя одежда 18 в., с рукавами или без них, изготавливалась из разных материалов и носилась поверх платья. В отличие от пальто, пелисс не имел лацканов, отложного воротника. Само название изначально обозначало меховую одежду (pelt – «кожа»). Иногда пелисс мог быть без застежек, иногда с пуговицами на груди, иногда с пуговицами по всей длине. Со временем его сменили редингот и пальто. – Прим. перев. и помогая себе своей тростью, некоторую часть дороги проходил пешком.