Борис Христенко - Повесть о пережитом

Отправляя в дальнюю дорогу неродного сына, мачеха снизошла, решив увековечить себя и всю свою семью на фотографии. Для этого все съехались в Полтаву. На фотографии, сохранившейся с тех времен, запечатлены образы крепких крестьян в добротных сапогах и неизносимых костюмах: отец отца и мачеха. Мачеху звали Клеопатра. Есть карточка, на которой отец снят с сестрой. Как звали сестру, я не установил. Была ли она родной отцу, не знаю. Есть еще одна фотография, на которой отец с сестрой сняты вдвоем. Обе фотографии подписаны самой Клеопатрой – «10 мая 1915 г.».

Дед Григорий Христенко, мачеха Клеопатра и сестра отца (?)

Полтава. 1915

Почерк у Клеопатры твердый, написано грамотно. Быть грамотной крестьянкой в 1915 году – говорит о многом. Для отца она была авторитетом, даже поколачивала его временами. Поэтому он обрадовался, когда оказался в приюте.

Дед Григорий, отец Николай Григорьевич Христенко и сестра отца (?)

Полтава. 1915

Владивосток

1920-е

С 1916 года отец работает во Временных железнодорожных мастерских при депо станции «Владивосток». Зная его увлечение гирями, глядя на его плечи и грудь, товарищи определили его молотобойцем-клепальщиком. В то время при ремонтах подвижного состава главное внимание уделялось заклепкам, электросварка была в диковинку. Вот и махал мой батя кувалдой по несколько часов в день. О чем, кстати, никогда не жалел и любил похвастаться. Заработки, надо полагать, были неплохими. В конце 1916 года его друзья приобрели себе приличные костюмы, вырядились «под интеллигентов», а отец облачился в костюм-тройку с галстуком. Правда, первую обнову он приобрел сразу по приезде на полученные «подъемные», тут же сфотографировался 5 апреля 1916 года в позе этакого скучающего городского сноба, чтобы там, в Полтаве, не подумали, что он простой молотобоец.

Где и когда учился отец грамоте, я так и не узнал. Может быть, он учился в церковно-приходской школе в селе Мачехи? Вряд ли. Скорее всего, основы грамоты постиг он в приюте. Но сколько я помню, он всю жизнь учился по своей системе, был самоучкой. Видел я толстенный альбом, абсолютно неподъемный для ребенка, в красном сафьяновом переплете, на котором золотыми буквами было вытиснено: «Избранные произведения Н. Г. Христенко». Весь альбом был заполнен тщательно переписанными от руки модными в то время стихами, пословицами, песнями, рассказами русских и украинских поэтов и прозаиков. Запомнились годы, подписанные под ними: 1913, 1915, 1918… Сотни, если не тысячи, произведений, «избранных» отцом у Надсона, Мережковского, Лермонтова, Шевченко и других светлых умов, стали его первой грамотой. А когда он освоил гитару и наладился петь «жестокие» романсы (совсем неплохо для небольшой компании), круг его знакомых и друзей значительно расширился. Увлечение поэзией и литературной классикой выдавало его за очень грамотного среди своих. Может быть, именно это обстоятельство сыграло свою роль в продвижении по службе: в 1918 году его переводят табельщиком в тех же мастерских, а еще через некоторое время делают «письмоводителем». Была такая должность. Пришлось ему заняться своим почерком. Опять в свидетелях оказался альбом с «Избранными произведениями…». С каким упорством работал отец, остается только поражаться. За несколько лет он научился писать классическим каллиграфическим почерком, какой я встречал только на визитных карточках, выполненных в типографиях. Терпения и целеустремленности ему было не занимать.

Отец

Владивосток. 12 ноября 1916

На Дальний Восток революция докатилась не сразу. Первые ее гонцы прибыли сюда вместе с оккупировавшими бухту Золотой Рог японцами. Организовывались рабочие отряды самообороны. Возникли первые Советы рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. Шел 1918 год. Особенно активно вели себя железнодорожники и рабочие Временных мастерских, в том числе и отец. Как одного из грамотеев его выдвинули в какой-то Совет, выдали винтовку. Вспоминая об этом смутном времени, он рассказывал: «Выбрали. Дали винтовку. Стрелять научили раньше. Но ни разу не выстрелил. Не пришлось».