Борис Христенко - Повесть о пережитом

Начало XX в.

В подвале магазина, где работал отец, размещалась пошивочная мастерская, в которой работала ученицей швеи Мотя Кумпан. Мотя была прилежной, старательной и способной белошвейкой и к тринадцати годам уже заработала себе на белую шелковую блузку и модные ботинки-полусапожки с высокой шнуровкой. У нее даже хватило денег, чтобы сфотографироваться во всем этом великолепии в лучшей фотографии города у господина Л. Смелянского. Как это было непросто, можно судить по тому, что в 1918 году уже во Владивостоке мама фотографируется снова в этих ботинках. Она их так берегла, что привезла с собой в Маньчжурию и долго носила. Это были «исторические» сапожки. О них часто вспоминали в разговорах отец с матерью. Дело в том, что у мамы было еще две сестры: старшая – Агриппина и младшая – Ефросиния, нигде не работавшие, ничему не учившиеся. Отец их звал «вертихвостками», а старшую Груню в сердцах обозвал «проституткой», что она ему на всю жизнь запомнила. Стоило маме чуть зазеваться, как какая-нибудь из сестер захватывала сапожки и удирала. Из-за этого часто срывались свидания, назначенные отцом маме, и он «выходил из себя».

Отец

Полтава. 1915

Вернемся к отцу. Приказчиком он был видным, отличался большой физической силой и ловкостью. Любил побаловаться двухпудовыми гирями, перекидывая их из руки в руку. Пудовики двумя руками подбрасывал вверх, ловил их и снова подбрасывал по двадцать раз. Любой прочности упаковочный канат, завязанный какой-то особой петлей вокруг пальцев, рвал без видимых усилий. Было в нем что-то от артиста-циркача. Любил удивить публику каким-нибудь фокусом, построенным на силе и ловкости. Очень любил. На одной из фотографий он снят в мае 1915 года обнаженным по пояс. Демонстрирует атлетическую грудь. Точно помню: объем его груди в спокойном состоянии при полном выдохе – 114 сантиметров, а при вдохе – 118. Вот так. Заставляя меня делать упражнения, говорил: «Грудь для человека-борца – самое главное!»

Отец мечтал стать борцом. Ходил в модные атлетические общества. Был знаком со многими борцами, выступавшими в цирке. Иногда выходил на сцену – срывал «маски» с заезжих знаменитостей. Хотя схватки эти были договорными, они все же доставляли удовольствие и отцу, и людям. Рассказывал, что однажды на спор по-честному одолел одного профессионала и получил за это приз – 25 рублей – большие деньги по тем временам.

Думаю, что хозяин магазина благоволил такому приказчику, тем более что сам отец не гнушался своего ремесла и пытался внести в него элементы артистизма, что нравилось покупателям, особенно покупательницам. Конечно, покорить девушку из бедной многодетной семьи Кумпан было ему нетрудно. Много лет спустя, в 1935 году, вместе с матерью был я в Полтаве, показывала она мне тот березовый круглый скверик, в котором обычно они с отцом назначали друг другу встречи. Скверик этот и сегодня сохранился на улице Шевченко.

Полтава. Мало-Петровская улица

Начало XX в.

Позже, при других обстоятельствах, я встречал стариков-полтавчан, которые знавали отца моей матери Ивана Кумпана. Он много лет отпускал воду по талонам в водоразборной будке тоже на улице Шевченко, знал многих горожан в лицо, и его, конечно, знали. А когда будку ликвидировали, развели воду по домам, дед мой еще долго разносил повестки какого-то комиссариата и народного суда. Так что был личностью заметной. Говорят, был он красив той красотой, что бывает только у старых людей. Ходил прямо.

Гордо носил большую окладистую белую бороду. Седые космы на голове ни зимой, ни летом не покрывал шапкой. Пусть в Полтаве зима мягче, чем на Урале, но не каждому такая блажь в голову приходит. Дед мой Иван Кумпан оставил о себе в сердцах людей добрую память.

Начало 1916 года совпало с призывом в армию. Отца с группой полтавчан мобилизовали в железнодорожный батальон и направили во Владивосток. Вместе с ним поехали друзья: Кадацкий, Борзосеков, Олитто, Яковлев, Николаев. По прибытии в город Владивосток в мае 1916 года вся великолепная пятерка первым делом сфотографировалась, чтобы выслать карточки своим родным и тем засвидетельствовать свое благополучие. Ехали долго, больше месяца, в холодных «теплушках». Подробности теперь не восстановить, никого из перечисленных людей нет в живых. Одно несомненно: в мужском солдатском вагоне ехала на правах жены одна женщина – моя мама – восемнадцатилетняя Матрена Ивановна Кумпан (в то время уже Христенко).