Наталья Шадхан - Расскажи про меня, Игорь! Метод Шадхана

В районе шести утра проезжали Инту. Я смотрел в окно и вдруг увидел тундру. И эта тундра была как… банальное сравнение «ковер», но это было такое переплетение желтого, красного, коричневого, и уже деревьев совершенно не было, и мне из-за окна казалось, что я приехал на голый земной шар, покрытый этим невероятным цветным покровом. И это все – на верхушке земного шара, и я еду по верхушке земного шара. Было совершенно удивительное ощущение. И во мне что-то такое произошло, что понял, это мое. Я оказался там, куда и хотел.

В 9 утра гудок – станция Воркута, выхожу – пахнет углем, такой специфический запах, вижу терриконы, я тогда и не знал, что так называется отработанная порода. Целые горы. Голубое-голубое небо, солнце, и я пошел пешком в поисках горкома комсомола. Я, который и комсомольцем-то никогда не был, ищу горком комсомола. Пришел, спрашиваю Петра Федоровича Ерахова, а он уже никакой не секретарь горкома комсомола, а первый секретарь горкома партии. Хорошо, что горком комсомола на первом этаже, а горком партии выше, в том же здании. «Приходите позже», – говорят мне.

Пошел я по городу, забрел на стадион. Сел на трибуны, потом узнал, что строили его зэки. Смотрю и все больше понимаю: это мой город. Вот бывает так – купил рубашку и понимаешь, что это рубашка твоя, она сразу тебе впору, ты сразу с ней сживаешься. Вот что там в нас срабатывает? Мне 22 года, я словно включился в свою жизнь, и снова зазвучала во мне эта песня, эта рифма с городом.

Возвращаюсь в горком, Ерахов меня узнал. «Где второй?» – говорит. «Нет второго, а что же театр?» – спрашиваю. «Театр на гастролях и приедет через полтора месяца». А я даже не предупредил, что еду, и денег у меня с собой всего на неделю. Он поселил меня в шахтерское общежитие и обещал помочь с работой на первое время. Время шло, деньги кончились, просить не у кого. А приближается День шахтера 26 августа, в Воркуте значимый день, и кто-то меня спрашивает: «Ты стихи умеешь писать?» – «Умею!» – «Вот тебе „рыба“, нужны поздравительные частушки». Заперли меня в кабинете, и я написал 8 частушек, которые потом на празднике и прозвучали, а мне дали за каждую по рублю. 8 рублей – я миллионер!

Ждать театр сил уже не было, а Ерахов не знал, что со мной делать. Тут я знакомлюсь с Димой Редозубовым, и он ведет меня к себе домой. И прихожу я в старый дом в стиле сталинского ампира, встречает меня его мама, Раиса Михайловна Редозубова, такая полная еврейка, домашняя, с крупными зубами. Она увидела во мне обездоленного мальчика-еврея, усадила с младшим сыном Васей за стол. И тут появляется отец семейства Дмитрий Васильевич Редозубов, сыновья составляли его имя-отчество. В противовес огромной Раисе Михайловне, он маленького роста и русский-русский, сибирский казак. А я пошляк немного, и думаю, как же они друг с другом контачат, когда без одежды, она, наверное, его как-то обнимает, и он скрывается где-то там. Такие мысли смешные.

Мы потом очень дружили. Редозубова взяли с 3 или 4 курса физико-математического факультета университета и упекли в лагерь с формулировкой «контрреволюционная троцкистская деятельность», и он в ГУЛаге строил ту страшную дорогу Воркута-Ленинград, помните песню? Под каждой шпалой там погибшие. Рассказывает, что приехала как-то эмка, остановили работы – они внизу, машина на холме, и вышел оттуда человек в кожаном пальто и фуражке и в рупор кричит: «У кого высшее образование – шаг вперед!». Он вышагнул с остальными этот шаг вперед. Их собрали в отдельном бараке, шарашка называется, и поставили задачу – изучение вечной мерзлоты. Как строить на мерзлоте, никто еще не знал, и свайное строительство родилось в результате исследований, в том числе, и Дмитрия Васильевича Резодубова. Более того, он рассказывал, что вывел математическую формулу, и ее опубликовала Датская Академия и присудила ему премию. Несмотря на то, что был зэком, опубликовали под его именем, а вот премию, конечно, не дали. Он поставил опытные образцы на разную глубину мерзлоты. И эти опыты должны были дать результаты— вот как об этом можно говорить? – через 20 лет. Он зэк, его могут убить, а он ставит опыты длиною в 20 лет!

Я потом ходил в эту семью три с половиной года и слушал рассказы Дмитрия Васильевича. Про то, как, сидя среди уголовников, он взял на себя труд топить печку, пока все спят. Он мирил их, когда они ссорились, читал вслух «Мертвые души». Он был партийным человеком, когда его взяли, поддерживал Троцкого. Был мыслящим человеком, после реабилитации остался в Воркуте, но в партию не вернулся. А я потом знал многих, кто восстановились в партии, продолжали верить в нее.