В консерватории я уже стал посещать концерты тех, кто меня интересовал.Третьяков был для меня богом скрипки. Спиваков тоже – с точки зрения его интонации, звукоизвлечения. Они совершенно разные, хотя учились у одного выдающегося профессора Янкелевича. И, конечно, Кремер – он такой мыслитель на скрипке, он был архивиртуозным скрипачом. Он очень быстро стал занимать нишу этого оригинального, уникального мышления. Конечно, мы повально увлекались Наташей Гутман и Олегом Каганом, так как с точки зрения стиля, класса и ансамблевого исполнения это было непостижимо. Я бегал слушать все концерты. Но я не знал, что пройдет не более двух-трех лет, и я буду ими же приглашен.
Мне повезло – мы со Спиваковым играли «Концертную симфонию» Моцарта. С Витей Третьяковым мы дружили и играли все камерные произведения Брамса. С ними мы репетировали сутками. Сначала я, как самый маленький, голоса не подавал, а на все обращал внимание, слушал, как они спорили между собой. Когда мы много играли в ансамблях с Витей и Олегом, они менялись ролями. Есть такая запись, где Олег играет первую скрипку, Витя вторую, а мы с Наташей Гутман каждый играем на своем инструменте. Это был «Ре-минорный струнный концерт» Моцарта. Такой второй скрипки я никогда не слышал в жизни. И Олег там играет божественно, не по-земному. А мы там создаем им платформу – Наташа и я.
Позже у нас организовалась сама по себе такая группа вокруг Рихтера. Как раз Олег меня туда за руку привел, а потом Наташа Гутман. И он с нами обсуждал программы «Декабрьских вечеров». В общем, если мы все были в Москве, наши вечера проходили за чаепитием у Рихтера. Недруги нас называли «шайка Рихтера». Я его спрашивал, почему он не преподает, он говорил: «Ну как же, я ведь еще сам не научился играть».
С Рихтером у нас была интересная история.Однажды была репетиция ансамбля студентов, все были одинаковые, никто не выделялся. И он, как-то проходя мимо, сказал мне: «А давайте сыграем сонату Шостаковича» – и пошел дальше. Я стал ждать, когда пригласит на репетицию, и в итоге потерял два года, потому что не мог сам переступить, подойти, найти, проявить инициативу. А потом он сказал: «Ну, вы же не звонили». А откуда бы я знал – он не оставил телефона и телевизора не смотрел.
А как случилось в конце концов – была панихида по настройщику Богино в фойе Большого зала. Мне позвонили из филармонии, – я тогда очень гордился, что меня сделали солистом Московской филармонии – и попросили прийти что-нибудь грустное сыграть. Я пришел и сыграл, и после этого стоял, облокотившись на колонну. И вдруг сзади слышу: «Юра!». Я повернулся, а там Рихтер стоит прямо за спиной. Он очень меня похвалил, причем он назвал автора произведения, которое я играл, – никому не известного тогда чешского композитора Йоханна Бэнда. А он это уже знал, хвалил меня и сказал: «Позвоните сегодня Ниночке Львовне». Я срочно разыскал телефон, позвонил, она говорит: «Возьмите клавир Сонаты Шостаковича и приезжайте». Вот так получился мой первый сольный опыт с Рихтером. Потом много всего было: гастроли, я за рулем по всей Европе из Москвы, и мы вдвоем, и все эти концерты, встречи, беседы. Про Рихтера можно много томов написать.
Мне запомнилась первая репетиция с Рихтером, когда у нас сначала ничего не получалось.Мы минут пятнадцать играли ноты, и ничего. И он ко мне повернулся и сказал: «Ну, говорите мне что-нибудь, вы же это играли, а я первый раз». Я очень волновался и сказал, что, собственно, он Рихтер, а я начинающий. Он сказал: «Нет, неверно. Кто стоит, тот и солист». А я думал, что мы равноправны, это же соната. Этого я никогда не забуду, потому что он таким образом дал мне карт-бланш, чтобы у меня не было комплекса, что я играю с самим Рихтером.
Потом это мне очень помогло в Токио, когда ко мне обратилась Митико – сегодня она мать императора, а тогда она была императрицей.Она сама прекрасно играет на рояле и на арфе. И на одном из приемов у нее в резиденции, куда я был приглашен, она предложила мне помузицировать. Поставила ноты на пульт, а я очень разволновался. Думаю: «Сейчас что-то будет такое – мимо нот. Как себя вести?». Это был «Лебедь» Сен-Санса, я его никогда не играл, его виолончелисты играют. Я говорю: «А ноты? Я не сумею транспонировать по слуху». Она говорит: «Нет-нет, я приготовила ноты. Вы знаете, мой сын ведь альтист». Забегая вперед, скажу, что нам с крон-принцем удалось вместе сыграть квинтет Моцарта для двух альтов. И вот я волновался, когда мы с Митико начали играть, но тут же пришло ко мне такое извещение: «Если ты играл с императором рояля, то что, тебе трудно сыграть с императрицей Японии?».И после этого я даже начал вести себя как такой свободный солист. Думал: «Вот она пойдет за мной или нет?». Пошла, прекрасно – слушала и музицировала.
Читать дальше