Грэм Робб - Жизнь Рембо

Такой системный подход к жизни и искусству сделал Рембо невыносимым соседом по комнате. Его беседы были спорадическими и непристойными, хороших манер для него не существовало. В первое же утро в лаборатории, проснувшись, он обнаружил, что уборщица Кро выполняет исполинскую задачу – начищает до блеска его сапоги. Он забрал их, натянул и поспешил на улицу, прошелся по сточным канавам и лужам, вернулся, уселся на кровать, закурил трубку и принялся покрывать плевками все еще отвратительно чистую обувь до тех пор, пока она не стала приемлемо грязной снова. На следующий день Кро с изумлением заметил в зеркало, как Рембо подкрадывается к нему с чем-то острым в руке [231].

Это было нечто большее, чем юношеские крайности, свидетелем которых был Делаэ в Шарлевиле. Однажды во время пребывания в ночном кафе на площади Пигаль под названием Rat Mort («Дох лая крыса») Кро вернулся из уборной и обнаружил, что его напиток проявляет странную химическую активность: Рембо позаимствовал немного серной кислоты в лаборатории [232]. Позже он рассказывал Матильде о другом «эксперименте» Рембо: «Мы все трое были в кафе Rat Mort – Верлен, Рембо и я. Рембо сказал: «Положите руки на стол. Я хочу показать вам эксперимент». Думая, что это шутка, мы сделали, как он просил. Затем он вытащил из кармана открытый перочинный нож и порезал запястье Верлена довольно глубоко. Мне удалось убрать руки как раз вовремя, и я не был ранен. Верлен ушел из кафе со своим зловещим другом и получил еще две колотые раны в бедро» [233].

Жестокие шалости Рембо, как и его стихи, допускают различные интерпретации. Возможно, он испытывал дружбу Кро или даже выражал привязанность в манере, известной мальчикам, которые уклоняются от прямого физического контакта. Для Рембо его садизм был «экспериментом». Повседневная жизнь была слишком медленной и неинтересной. Человеческие существа были более интересны в экстремальных условиях – и не только человеческие существа. 18 октября, в первый же вечер премьеры пьесы, его заметили на бульваре возле театра, когда он вдувал дым из своей трубки в ноздри лошади извозчика [234].

Идея о том, что Рембо упражнял свое чувство юмора, не пользовалась популярностью, хотя предположительно, если и было что-то смешное в нарушении правил, мало что могло бы быть более забавным, чем попытка убийства с намеком на гомосексуальную страсть. Поножовщина в кафе «Дохлая крыса» была первым публичным выступлением одного из великих комических дуэтов литературы.

С культурной точки зрения, Рембо делал то, что сейчас назвали бы манифестом. В 1871 году акты воображаемого вандализма неизбежно рассматривались как дань Бодлеру, adulte terrible французской литературы, кто, как говорят, выдергивал кошкам усы, пытался поджечь Булонский лес и вместо брюк предпочитал носить бриджи для верховой езды, выкроенные из кожаных штанов своего умершего отца [235]. Рембо был славным последователем Бодлера, несовершеннолетним монстром, истинным порождением «Цветов зла». Поведение Рембо подтверждало тезис, что деморализующему действию его поэтического сборника в большей степени подверглись подростки, нежели парижские коммунары.

Кро терпел своего гостя в течение двух недель. Поскольку Матильда собиралась родить, Верлен проводил больше времени дома, и Кро был вынужден принимать на себя основную тяжесть выходок Рембо. Однажды, почувствовав неприязнь к одному из гипсовых бюстов Кро, он отбил у него молотком нос [236]. В другой раз Кро заметил, что старые номера иллюстрированного альманаха L’Artiste, в котором были напечатаны его стихи, исчезли из шкафа. Он намеревался собрать их все и предложить издателю. Рембо использовал тома, напечатанные на веленевой бумаге и украшенные классическими гравюрами, в качестве туалетной бумаги [237].

Несмотря на этот весьма выразительный пример практического критицизма, Рембо не был выброшен на улицу: он ушел по собственному желанию. Даже утратив собственные произведения в канализации, Кро продолжал собирать деньги на пособие Рембо [238]. Так закончилась это соседство – временами доводящее хозяина до бешенства, а иногда и поистине опасное. О нем можно было поведать разве что в форме анекдота. Не вполне правдоподобного…

И все же не только Верлен находил Рембо «изысканным созданием» [239]. Несколько человек высказывали мнение о его очаровательных манерах. Он тер глаза кулаками, как сонный ребенок, и краснел всякий раз, когда встречал кого-то нового [240]. Он быстро привязывался к тем, кто относился к нему дружелюбно, а не осматривал его со всех сторон, как придурка [241]. Так, например, он был в добросердечных отношениях с журналистом Жюлем Кларети. «Хороший парень» – так назвал его Рембо. Разговор «ясновидца» был оживленным, лишенным заимствованных идей, и, несмотря на свою робость, он мог быть необычайно убедительным. В интеллектуальной атмосфере Рембо становилось все интереснее. Художник Форен описал юного уникума с помощью прекрасного образа, созданного на основе близкого, ежедневного общения с Рембо: «От него так и воняло гением» [242].