Грэм Робб - Жизнь Рембо

Подали поезд. В Амьене, в 17 километрах вверх по железной дороге, Рембо занесли в парижский поезд. Каждый толчок вагона наполнял его тело болью. В тщетной попытке смягчить удары он пристроил культю на валик из бурнуса и одеяла, левым локтем оперся о подоконник, а правой рукой ухватился за чемодан.

Погода была теплой и солнечной. Через окно они видели яхты на реке, в садах и парках отдыхающих в летних нарядах. Вскоре поезд наполнился семействами, выехавшими, чтобы провести воскресный день за городом. Рембо с лицом осунувшимся от лихорадки, смотрел на других пассажиров. Он думал о Марселе, зная, что ему предстоит еще одна операция.

Пригород Парижа появился с первым вечерним сумраком. В 18 часов 30 минут поезд въехал в Восточный вокзал, где когда-то начинались большие приключения. Повинуясь внезапному порыву, Рембо решил, что они проведут ночь в отеле. Возможно, хирурги Парижа знают, как его вылечить.

Если бы этот план был приведен в действие, он, возможно, увидел бы лысую голову и усы в табачных крошках Поля Верлена, бредущего нетвердой походкой, к больничной койке. Но когда экипаж покатил вниз по бульварам, начался дождь, улицы опустели. Рембо увидел блестящие тротуары, переполненные сточные канавы и велел извозчику сменить курс. Он должен был ехать прямо к Лионскому вокзалу. Когда взойдет солнце, он хотел снова вернуться на юг.

Тем временем на противоположном берегу реки на тихой улице Сен-Жермен-де-Пре на столе издателя дожидалась своего часа стопка стихотворений. Они были написаны двадцать лет назад школьником из Шарлевиля. Молодой журналист по имени Родольф Дарзан охотился за этими дивными стихами с тех пор, как прочел статью Верлена о Рембо в «Проклятых поэтах». Полное собрание сочинений с биографическим предисловием было готово к печати.

Многие стихи никто никогда не видел, кроме Изамбара и Демени. Несколько аляповатых фальшивок, таких как Le Limaçon («Улитка»), вкрались из модного журнала Le Décadent , но подлинные стихи были достаточно мощными, чтобы показать, что это была одна из великих романтических фантазий, вызревавшая в сырых провинциальных номерах, как интеллигентная болезнь:

Рембо был без сознания, когда солнце взошло над долиной Роны. Он ничего не ел с тех пор, как уехал из Роша. На вокзале в Париже, словно дикий данакил, приехавший в страну белокожих, он упал в обморок после приступа истерического хохота при виде человека в военной форме. Было заказано сонное зелье, но прошло много времени, прежде чем оно подействовало. Пока тепло Прованса не проникло в купе сквозь деревянные ставни, он несколько раз просыпался от ночных кошмаров [950].

Много лет назад это была одна из дорог к свободе: Лион, Валанс, Оранж, Авиньон, Арль, откуда корабли Messageries Maritimes [951]отплывали в Суэц и за его пределы.

Работники железной дороги выгрузили Рембо на привокзальную площадь. Изабель устроила его на заднем сиденье экипажа, который доставил их в больницу, находящуюся в полутора километрах от вокзала.

На случай, если военные власти по-прежнему выслеживают его, он зарегистрировался как Жан Рембо – какой-то другой Рембо…

Дезертир планировал свой последний побег.

События следующего месяца неизвестны, но не таинственны. Когда Изабель писала домой 22 сентября, ее брат был в глубине туннеля: черные круги вокруг глаз, постоянное потоотделение; внезапные толчки в сердце и голове, которые выводили его из дневного оцепенения.

Раз в неделю его иссохшее обнаженное тело водружали на стул, пока перестилали постель. У него отказала правая рука. Две недели спустя левая рука была уже странно иссушенной – на «три четверти парализована». Изабель держала мать в курсе: «С тех пор как он пришел в чувство, он пребывает в слезах. Он не верит, что останется парализованным (то есть если выживет, конечно). Обманываемый врачами, он цепляется за жизнь и надежду, что ему станет лучше. …Он заключает меня в объятия, рыдая и крича, умоляя меня не оставлять его».

Из Роша пришла пара лаконичных записок с обычными новостями – заболела лошадь, слуги слишком шумные – и с просьбой не допустить, чтобы Артюр сделал какую-нибудь глупость: «Он думает, что его 30 000 франков в Роше, – заверяла мать Изабель, – и я могу также сказать ему, что вы инвестировали эти деньги. Это даст отсрочку почти на месяц, если он действительно вознамерится получить их обратно».