Вот в этих непростых условиях как раз и понадобились Хозяину Казахстана — первому секретарю ЦК Скворцову — опытные руководящие кадры для работы в центральном аппарате НКВД Казахской ССР.
Глава 19. Ленинград — Алма-Ата
Когда Н.К. Богданов был на приёме у Сталина, то вождю народов он, очевидно, понравился. Буквально через месяц после аудиенции старшему лейтенанту гб, уже как работнику НКВД Казахской ССР, 6 августа 1940 года было присвоено спецзвание майор гб. Во-первых, это сделали всего лишь через 1 год и 4 месяца после присвоения предыдущего звания (хотя полагался срок 3 года), а, во-вторых, минуя спецзвание капитан гб. Теперь две шпалы на петлицах зам. наркома заменил на один ромб.
Чем мог ответить на такую «заботу партии и правительства» молодой, инициативный и разумный работник органов внутренних дел? Только добросовестным и самоотверженным исполнением порученных ему служебных обязанностей. Может, это как раз иногда и подводило его.
Отец уехал в Казахстан, а наша семья пока оставалась в Ленинграде. Как случалось потом ещё несколько раз, мы вынуждены были достаточно длительное время жить на два дома , что весьма ощутимо отражалось на финансовых расходах. Сохранилась переписка родителей с июля по конец декабря 1940 года, которая стала теперь достоянием Личного фонда № 10145 ГАРФ [А. 19]. Эти 15 маминых, 4 папиных и ряд других писем позволяют в определённой мере представить не только дела в семье, взаимоотношения с родственниками и знакомыми, но и на бытовом уровне почувствовать обстановку того предвоенного года в стране в целом.
21 июля 1940 года папа позвонил по телефону в Ленинград и сказал, чтобы мама брала отпуск и приезжала в Алма-Ату на разведку. Устроив нас с братом Вовой под присмотром нашей доброй няни Шуры на даче под Ленинградом, мама уехала примеряться к Алма-Ате. С дачи Шура регулярно отправляла отчёты родителям, в которых отмечалось самое главное: ребята здоровы, чувствуют себя прекрасно, погода хорошая, с продуктами всё нормально.
После возвращения мамы в Ленинград началась постоянная переписка между родителями. В письмах мне удалось выделить несколько тем, которые преимущественно волновали моих маму и папу. Естественно, предстоявший переезд семьи, включавшей двух малолетних детей и престарелую бабушку, из одного конца страны в другой, в совершенно иные климатические условия и непривычную обстановку, не мог не беспокоить. Мама очень переживала за свою медицинскую практику, за возможность продолжать начатую ею работу над диссертацией. Достаточно широко поддерживались связи с родственниками как по маминой, так и по папиной линии, а также со знакомыми, повстречавшимися на жизненном пути, расставание с которыми теперь стало неизбежным. Как быть с ленинградской квартирой, являвшейся не служебной жилплощадью, а полученной по обмену? Куда девать добытую с таким трудом мебель и другие вещи? Много места в письмах уделялось вопросам одежды, приобрести которую в ту пору было не просто. Конечно, внимания требовало состояние здоровья всех членов семьи, особенно приболевших. Мама старалась как можно больше писать скучающему папке о нас с братом, которые шалят невозможно , описывала в подробностях наши проказы и постоянно сообщала о всеобщем желании скорее встретиться с отцом.
Особенности казахстанской погоды в условиях временного одиночества отразились на здоровье и самочувствии папы. Он приболел и захандрил. В своих письмах супруга утешала мужа как могла: «Что это тебе, золотко, так не повезло, всё время хвораешь? Береги себя, ведь здоровье всего дороже на свете, в здоровом теле — здоровый дух, а отсюда и всё остальное». Конечно, новые незнакомые задачи, которые встали перед отцом по работе на весьма высоком посту, груз возложенной на него ответственности приводили к душевным волнениям и тревогам — всё ли правильно делает, верные ли принимает решения? Мама это хорошо чувствовала: «Хандру твою я объясняю переменой в работе, вот откуда твоё плохое состояние. Соответствуешь ли ты своей работе. Везде протекция, а ты своим горбом пробиваешь путь. Ты, Коля, прав, что всё перемелется — мука будет, только молоть-то её иногда трудновато бывает. Я тебе уже писала, что к переменам в твоей жизни нам не привыкать, родной мой, ко всем невзгодам жизни. Вспомни-ка, сколько всего пришлось пережить, а многое уже забывается. Было бы здоровье, а остальное приложится». Чтобы отвлечь папу от грустных мыслей, мама в каждом письме подробно сообщала про наши с братом проказы: «Шалят — спасу нет!»
Читать дальше