Тамара Николаева - Голоса и Отголоски

Почему стоим у кучи черной земли? За кучей яма, к которой не пускают… И вдруг молнией пронзает понимание – это же могила! Как темное пятно всплывает из глубины сознания – кто-то же рассказывал, как хоронят… Ах, вот что происходит… «Кроватку» малыша отец и кто-то из его друзей опускают в яму…

Уходим… Папа берет меня за руку, мама идет впереди одна. А если бы она взяла на руки мальчика, может быть, он бы не умер? Все время оглядываюсь и вижу сзади только зеленые холмики. Ни деревца, ни кустика. Как одиноко этим холмикам! Мне их нестерпимо жалко…

Мальчик Боренька был, очевидно, какой-то тайной надеждой мамы. Со мной, уже большой – раз есть еще маленький, она мало разговаривала, а вот над ним ворковала-ворковала… Мне не обидно, у меня для разговоров папа, вот ему можно рассказать даже про болото, но чуть-чуть, чтоб не испугать. Он не ругался, просто серьезно уговаривал подходить только к краю, не дальше….

После смерти Бореньки мама уехала, оставив меня с папой.

Первое мая. Мы с отцом завтракаем, и вдруг он говорит: «Что же это такое, Томка! Праздник, а мы не отмечаем!» И наливает себе в рюмку вина, мне – в воду несколько красных капель. Вода в рюмке красиво розовеет. Помню – отец и в компаниях-то не больно пил, а уж один и вовсе. А тут праздник и есть я. Знаете, как это важно – в пять лет оказаться компанией.

Потом мы гуляли по городу. Иду и думаю, что должна качаться – ведь вино пила! Подходим к какой-то высокой красивой решетке. За нею старинное двухэтажное белое здание. Когда-то в нем помещалось Городское собрание, это я узнала позднее, а тогда здание было не интересно. Зато перед ним, сразу за ажурной решеткой забора, увидела много людей в одинаковых серо-зеленых одеждах с котелками в руках. Они что-то ели из котелков и смеялись. Я сказала папе: «Смотри, какая большая, веселая компания!» Папа почему-то не согласился: «Это очень грустная компания». Что-то было в его голосе такое, что я поняла – дело не в компании, дело в чем-то другом, действительно, грустном. А серо-зеленые люди за решеткой смеялись. Один из них протягивал к решетке конфету в ярком фантике и знаками подзывал к себе. Оглянулась – я единственный ребенок среди взрослых. Подзывали, стало быть, меня… И хотя папа крепко держал за руку, серо-зеленая толпа стала расплываться в глазах. Кто-то сзади сказал: «Зоопарк…»

Мы быстро пошли дальше, а «зоопарк» не выходил у меня из головы несколько лет. Классу к четвертому поняла – там смеялись пленные немцы. И было это в сорок пятом году.

И еще одно необычайное происшествие случилось в том же Переславле. В огромном окне какого-то дома стояла большая сухая ветка, вернее, кусок дерева. У подножия его было нечто вроде большого гнезда. Однажды, проходя мимо, мы заметили, что гнездо шевелится. Остановились. Из гнезда показалась маленькая лысая головка с оттопыренными ушами. Через мгновение выскочило и все существо. Было оно не больше котенка с длинными руками и ногами. Повернулось к нам шерстяной спиной, и мы увидели еще и длинный, совсем не пушистый хвост. Значит, не кошка. Существо принялось бегать и прыгать с ветки на ветку с невероятной скоростью. Поворачиваясь к нам, существо корчило рожицы и скалило зубы. Кто-то из ребят сказал, что это черт. Из глубины комнаты к окну подошел мужчина, поднял руку ладонью вверх, и существо тотчас прыгнуло на эту ладонь. Мужчина протянул какое-то угощение, существо взяло его, зажало длинными, тонкими пальчиками, и я вспомнила своего прекрасного лягушонка. Потом мужчина увидел нас за окном, что-то сказал существу. И оно, быстро засунув угощение за щеку, принялось выделывать, стоя на его ладони, всякие цирковые номера. Было очень смешно и немного грустно. Мой лягушонок уже где-то квакает со своими друзьями, а «этот»… Не зная, как назвать крошечного циркача, стала думать – где же ему найти сухой пригорочек…

Дом стоял на пересечении двух улиц, и мы решили заглянуть в окно и с другой стороны здания. На окне стояла большая птичья клетка. В детстве мне нравились даже гусеницы и я не боялась брать их в руки. Сейчас боюсь – они мягкие… Дети, как правило, не испытывают неприязни к любому живому существу. У них еще живо врожденное чувство клеточного братства. Спустя много лет мои маленькие дочки делали постельки для дождевых червей… А взрослые, это братство из них выгоняют своими «Фу!» и в том же духе. Когда начала писать истории про животных, вспомнила переславское существо, раскрыла энциклопедию и нашла – это была маленькая обезьянка из семейства игрунковых. А у той, в окне, такие грустные глаза были… Грустные всегда останавливают, хочется погладить по головке обладателя их…