В лунном свете плавали клубы дыма, похожие на облака. Слышались стоны раненых хунхузов.
— Слава богу, остановили вал, — прапорщик перекрестился, — и кажись, потрепали разбойников здорово.
— Однако да. — Лю Вэй, сидевший с винтовкой у окна, шевельнулся, произнёс своё коронное «однако» и умолк — чего слова впустую тратить!
В пади хлопнул одинокий выстрел, у самого уха Лю Вэя пропела свою опасную песню пуля, всадилась в печь, выколотив из кирпича красное, пахнущее гарью облачко.
— Однако, — спокойно повторил Лю Вэй и спрятался за косяк окна, — кто-то очень хорошо пристрелялся...
Он достал из кармана круглое зеркальце, обрамленное мелкими ракушками, какое можно было купить в любой лавке на КВЖД, особенно популярны эти зеркальца были у пожилых, но не желающих сдаваться времени женщин, навёл его на падь, доверил один угол, затем другой — он исследовал местность сосредоточенно, детально, будто учёный, — нащупал нужную точку и проговорил удовлетворённо:
— Однако!
Дохнув на зеркальце, протёр, глянул в него лукавым узким глазом, передёрнул затвор винтовки. Высунувшись в окно, он не целясь, навскидку, выстрелил.
В траве беззвучно вскинулся хунхуз, одетый в русскую солдатскую рубаху, поднялся на колени и, взмахнув руками, упал на спину.
Лю Вэй вновь спрятался за косяк окна.
— Как у вас, у русских, говорят...
— Бережёного Бог бережёт, — подсказал Косьменко.
— Вот-вот.
Косьменко ждал сигнала, который должны были ему подать от леса Подголов и Ребров, — как только он получит сигналы, так поднимет стражников и пойдёт в атаку на банду.
В том, что хунхузы больше не будут атаковать дом братьев, Косьменко был уверен: Янтайский Лао не был дураком и наверняка после первого же солдатского залпа понял, в чём дело.
И Подголов, и Ребров пока молчали.
Хунхузы, залёгшие в высокой траве, начали отползать — то в одном месте показывался тощий зад, обтянутый старыми штанами, то в другом взмётывались над травой костистые чресла и тут же исчезали. Косьменко продолжал ждать.
Наконец на краю пади, справа, у самого леса, вспыхнул и погас рыжий огонёк, хорошо видимый в мертвенном, голубом свете луны — это подал сигнал Подголов, потом такой же тёплый огонёк загорелся слева, также на краю леса — это зажёг спичку и прикрыл её ладонями Ребров.
— Всё, мужики, пошли с разбойниками на сближение, — скомандовал Косьменко. — Примкнуть штыки, если они у кого-то не примкнуты.
Стражники защёлкали штыками, натягивая их на стволы трёхлинеек.
— На выход по одному! — просипел Косьменко неожиданно просевшим голосом и первым нырнул в дверь. — Поспешай!
В доме остался лишь один из братьев Грибановых, Виталий — спокойный, сосредоточенный, молчаливый; это Викентий мог говорить много, Виталий же большей частью молчал.
Лунное сияние, кажется, достигло силы прожекторного света, ярилось, от него шёл дым, струящиеся многослойные волны рождали нехорошее чувство; Виталий ощутил, как затылок сдавила непонятная боль, а в голове и в волосах забегали опасные мурашики с неприятными колючими ногами. От муравьиного бега волосы на голове делались жёсткими, как проволока, шевелились, становились дыбом. Сопротивляясь лунному свету, он потряс головой, подумал, что вот так, вероятно, и сходят с ума, для этого, оказывается, надо очень немного.
Неожиданно Виталий увидел, как из-за поленницы, за которой ещё десять минут назад лежали братья Созиновы, выбрался человек, наряженный, несмотря на тёплую ночь, в меховой лисий малахай и утеплённую куртку, воровато огляделся и, припадая на обе ноги так, чтобы шаг был беззвучным, двинулся к дому.
Виталий замер, словно опасался, что хунхуз увидит его, потом подхватил казачий карабин, стоявший в углу, и прижался к стене около двери. Отметил про себя, что хунхуз — смелый человек, раз решился пробраться в дом.
Вскоре хунхуз громыхнул в сенцах ведром и затих, ожидая, что на грохот кто-нибудь в доме среагирует, но Виталий даже не шевельнулся, — хунхуз выждал с минуту, понял, что в доме никого нет, и стал действовать смелее.
Наконец он добрался до двери, скребнул по ней ногтями, затих.
Виталий продолжал ждать — весь обратился в слух, сам сделался лунной тенью. Выждав ещё немного, хунхуз беззвучно отворил дверь и всунул в горницу голову. Виталий хотел огреть его прикладом карабина, но пожалел — проворно выкинул перед собой руку, ухватил хунхуза за твёрдое большое ухо и сделал резкий рывок вперёд, втягивая китайца в помещение.
Читать дальше