Иван Леонтьев - Моё родословие. Воспоминания

Ещё чуднее было у Кузьмы, два сына родных: Андрей писался – Садчиков, а Иван – Леонтьев. Я помню, у дяди Никифора были дети: Иван Никифорович (мой крёстный отец), Пётр Никифорович (Налин отец), Александра Никифоровна, Евдокия Никифоровна, Дарья Никифоровна, Евдокия Никифоровна (мать Фёдора Михайловича), все они умершие.

У дяди Федота сыновья: Фёдор Федотович, Иван Федотович (гармонист).

У дяди Кузьмы сыновья: Андрей Кузьмич, Иван Кузьмич и две дочери, видел их, но как звать забыл.

Деда моего звали: Гавриил Леонтьевич, бабушку – Ефимия.

Родство матери очень маленькое: на свете их было только двое: брат – Михаил Гаврилович, я его хорошо помню, это был родной отец Анастасии Михайловны Федотовой. Бабушку звали Наталья, она умерла в том году, когда я народился (1905 г.). У дяди Михаила была жена Марфа Петровна, их дети: Анастасия Михайловна, Домна Михайловна, Мария Михайловна, Роман Михайлович. В живых только Анастасия Михайловна. Домна умерла в 1921 году, Мария в 1934 году.

Когда умер дядя Никифор, жена его, тётя Степанида приняла к себе в дом, на такую большую семью, отца, Степана Петровича, мы его звали – дядя Петай. Его почитали все, он был очень хорошим для всех.

Когда сравнялось моему отцу восемнадцать лет, отец его, Гавриил Леонтьевич сказал старшим братьям: «На Мишку пора надеть штаны», он до восемнадцати лет ходил в холщовой длинной рубашке, подпоясанной шерстяным ремешком. Отец рассказывал, что в то время он мало в чём разбирался и ждал, когда ему прикажут что-либо сделать, – он всё послушно выполнял. Из воли отца, братьев и жён братьев не выходил, а силёнки в нём, как видно было, – везут по деревне снопы или сено, он хватался за колесо, и лошадь останавливалась, не раз получал кнута от возчика!

Уходил в армию совершенно неграмотным, необузданным парнем двадцати двух лет. По своей комплектности и телосложению он попал в Лейб-гвардию Его Императорского Величества Преображенский полк (царские полки: Преображенский и Семёновский Петра I) и служил в Санкт-Петербурге.

Сперва он в полку был запевалой, а через недолгое время с ним стал заниматься офицер, научил его читать, писать и славянскому языку, читал он особенно хорошо и был страшно религиозным, без бога – никуда!

После того, как научился читать и изучил ноты, его приняли в песельную команду Преображенского полка при дворце Его Императорского Величества. Пели гимн и марши, когда царь утром вставал с постели. Эта служба выполнялась каждый день, даже в дни Пасхи и Рождества. Отец имел воинское звание – старший унтер-офицер и его парадный мундир и лычки сохранились до моей памяти.

Государственный хор Преображенского полка состоял из тринадцати солдат и одного офицера, который руководил хором. Пели они не больше часа, государя никогда не видели, за исключением, как на параде.

Как только закончат петь, к хору приходил царский слуга и на тарелочке приносил золотые монеты суммой 15—20 рублей, офицер эти деньги не брал, а вёл очерёдность, по очереди отдавал деньги солдатам. Офицер же получал большой оклад и в большие праздники пакет с деньгами: 500 рублей.

Строевой службы отец больше не выполнял. Он часто рассказывал, как поднял свою семью к зажиточности. Деньги он копил, а затем высылал домой. В Мёртвых Солях купили весной годовалых бычков, 24 головы, они походили лето на выпасах, их продали – купили шесть пар больших быков, пустили два плуга и начали богатеть. К прибытию отца домой семья уже имела приличное хозяйство.

Отец участвовал в турецкую компанию при взятии крепости Плевна, имел заслугу, медаль и так ей гордился до последних дней своей жизни!

Помню, отец надевал форму парадную, прицеплял к мундиру медаль и ходил на Троицу в церковь. Я тоже ходил с ним и радовался отцовской медали и мундиру. Кондуровские казаки отдавали ему почесть, козыряли, а потом этот мундир сам по себе развалился, видимо, от времени.

Отец, кроме братьев, имел две сестры: Ефросинию и Марию. Тётя Ефросиния жила в станице Изобильной, около Соль-Илецка, а Мария, мать Гостищева С. И., в Соль-Илецке. Ефросинию я не знал, а Марию хорошо помню.

Отец вспоминал, сестра его, Ефросиния, была староверка и очень любила его как младшего брата, он из посёлка Мёртвые Соли ходил к ней в Изобильное. Она хорошо привечала, но кушать, пить из одной посуды не разрешала, боялась опоганиться с мирским крестьянином. Однако отец из любопытства, в отсутствие сестры пил воду из их посуды и однажды признался сестре, она его журила, всю посуду предала огню и строго стала контролировать.