Виктор Холенко - Ностальжи. О времени, о жизни, о судьбе. Том II

Назад возвращались уже мы на такси, а Андрей со своей машиной на эвакуаторе – хорошо, что недалеко ещё отъехали от Москвы.

Так что это было? Сон в руку, как принято говорить в таких случаях? Или не полностью ещё исполнилось предупреждение этого непонятного сна? До сих пор я в глубоком недоумении…

Кстати, о машине. Андрюшкин пикап-вездеход «хонда», так категорически прервавший наше паломническое путешествие к мощам Серафима Саровского и наделавший некоторый переполох в наших кошельках (всё-таки новая коробка-автомат стоит 250–350 тысяч рублей), оказался просто осторожным и корректным японцем. Коробка его и не пострадала совершенно, но пунктуальные датчики всего лишь заблокировали её, потребовав тем самым заменить загустевшее от долгой эксплуатации масло на свежее. И на следующий день Андрей с оператором, но уже без нас с Ириной Васильевной, отправился туда же на съёмки праздника в честь Успенья Богородицы…

Итак, продолжим прерванный рассказ. В старинном приморском селе Екатериновка, расположенном на западном краешке широкой в тех местах долины реки Сучан и где находился накопительный лагерь принятых по оргнабору рабочих для северов, мне пришлось прожить почти три недели. Жили мы в длинном кирпичном двухэтажном доме довоенной постройки в комнатах по три-четыре человека в каждой, раз в неделю меняли постельное бельё, ну а одежду свою мы уже сами стирали в душевых по необходимости. Нам платили какие-то деньги, рядом была недорогая столовая и медпункт – всё как и положено. Причём практически всё время мы были предоставлены сами себе и жили, если и не как на курорте, но уж точно чуть ли не в самом настоящем доме отдыха.

В нашей комнате мы жили втроём: как ехали в одном купе вагона, так и поселились вместе. Разные по характеру, интеллекту и вообще по прошлой своей жизни, мы как-то сразу сблизились и по-настоящему сдружились. Конечно, мы совсем мало чем отличались друг от друга и по возрасту, и, очевидно, по социальному происхождению, но главное было, пожалуй, не только в этом. Но, видимо, такие вот изолированные в некотором роде от основной массы населения сравнительно небольшие общности людей, но объединённые единой целью и местом пребывания, пусть и на короткое время, просто по природному инстинкту самовыживания в неординарных условиях нового бытия невольно стремятся сплачиваться в небольшие компактные группки особенно близкого товарищества. Таким небольшим микросообществам, естественно, гораздо легче держаться в общей массе практически совершенно незнакомых людей, страхуя и поддерживая друг друга, порой буквально плечом к плечу и спиной к спине, от любого негативного воздействия с внешней стороны, от кого бы оно ни исходило. Я заметил и ощутил не один раз на самом себе действие этого свойства человеческой психики, сохранившегося почти у каждого из нас с самых-самых пещерно-первобытных времён, потому что на генном уровне, даже не осознавая вроде бы этого: жить одному в этом, не всегда доброжелательном и уютном во всех отношениях, мире просто невозможно. По сути, в любом новом месте мы, порой даже незаметно для самих себя, обрастаем новыми друзьями и просто знакомыми людьми – по работе или по лестничной клетке, которые даже в небольшую трудную житейскую ситуацию всегда могут оказать хоть и мизерную помощь. Но особенно ярко это свойство психики или прирождённое чувство самовыживания, как его ни назови, проявляется именно на северах: там, в значительном удалении от материковой цивилизации, люди всегда были более сплочённы и доброжелательны друг к другу.

А в нашем супер небольшом коллективе в тот конкретный момент было только трое: я – бывший неудачливый вроде бы студент, Володя Глушко – демобилизованный солдат родом из Западной Украины а также Иван Чечень – зэк в недалёком прошлом, виртуозно игравший в карточное очко и при этом рассыпавший по ходу игры специфические приговорки типа «тузу в разрез пришёл валет, четыре сбоку – ваших нет», а также с длинным шрамом на животе от зажившей уже ножевой или бритвенной раны, которой он очень даже гордился. Вот такой неожиданный типажный компот получился: непонятный вроде бы по «купажу» характеров и судеб, но вполне приличный и даже приятный в «послевкусии» общения и взаимной поддержки друг друга. При всём при этом мы очень мало знали друг о друге, вернее, о прошлой жизни каждого, кроме того довольно скромного минимального уровня, который при первом же знакомстве каждый из нас считал необходимым выложить для взаимного информирования. Причём за всё последующее совместное проживание никто из нас, даже совсем не сговариваясь, деликатно обходил тему более глубокого погружения в биографии друг друга: мол, не хочешь сам рассказывать, ну и ладно. Володя, например, вообще был молчалив и погружён весь в самого себя. Он никогда ничего не рассказывал о специфических условиях жизни в Западной Украине того периода, где только к середине 50-х годов практически закончилась бескомпромиссная война с остатками бандеровцев. А мы и не задавали никаких наводящих вопросов по этой деликатной теме, хотя и до нас доходили слухи о кровавых зверствах в Закарпатье этих фашиствующих националистов. Но, несмотря на эту свою замкнутость, вынужденную или природную, он был всегда доброжелателен и по-братски делился с нами всем, что было у него из вещей или продуктов.