Леонид Леонидов - Рампа и жизнь

«Владимиру Немировичу-Данченко и Антону Чехову»?

Десять лет, лучших молодых лет работал я в Русском Театре.

И вот, уже больше тридцати, работаю в театре западно-европейском.

Мне начинает казаться, что в театре я разбираюсь и кое-что в нем смыслю.

Кроме всего прочего, знаю директоров, художников, декораторов, писателей, актеров, музыкантов, прессу, и, если угодно, нет такого театрального здания в Европе, которого я не знал бы.

И вот теперь, если бы меня спросили: какая разница между западным театром и русским, то я бы сказал так:

– Разница такая, какая есть между титулами: Его Величества и Его Высочества.

Театр западно-европейский – Его Высочество.

Театр русский – Его Величество.

В России было около 1.000 театров и столько же театральных директоров.

Самым крупным театральным директором в России, да, пожалуй, и во всем мире, был Русский Царь.

Он «держал» в Петербурге – Мариинский для оперы и балета; Александрийский – для русской драмы; Михайловский – для французской драмы; Эрмитажный, Китайский, Петергофский и Гатчинский.

В Москве: Большой – оперный и балетный; Малый – русской драмы; Новый – для молодых драматических сил.

И все это делалось с размахом, совершенно не представляемым в Западной Европе. Например, французский Михайловский театр мог свободно идти сейчас же за Сот^е Frangaise.

Десятилетиями в нем играли такие звезды французского искусства, как Люсьен Гитри, Франсэн, Ферроди, Баллета, Роджерс и др.

Да и кроме того, над русским Театром сияла какая-то аура, особенная звездная диадема, чистейшей красоты венец, и этого не могла отнять у него даже революция.

Не случайно сказал Наполеон, что революция задумываются идеалистами, осуществляются палачами и используются проходимцами.

В начале октябрьской революции я очутился в Харькове.

Настроение было подавленное. Отталкивание от провозглашенного Рая – немедленное и глубокое.

А тут еще случилось худшее, чего я мог ожидать.

Харьковские актеры, на общем собрании, выбрали меня в президиум организующегося своего Союза. И с этого начинается хождение по мукам.

Революционная Чека арестовала певца – баса Гуляева. Певец был маленький и довольно бездарный, но тем не менее, актер, член Союза.

И вот с этим делом ко мне пришли мои товарищи по Союзу, Н. Синельников младший и А. Альтшуллер, проездом очутившийся в Харькове.

– Надо выручать члена Союза.

– Но как?

Наметили идти к коменданту города. Большевистская комендатура помещалась на Михайловской площади, в реквизированном особняке Бураса, крупного табачного фабриканта.

У дверей часовой – раздрызганный и неуклюжий, прислонился к стене, курит козью ножку. Шапка на затылке, ноги раскарякой.

– Можно видеть товарища коменданта?

Солдат мотнул головой по направлению к лестнице, и мы начали свое первое революционное восхождение.

На каком-то этапе нарываемся на другого красногвардейца.

Впрочем, гвардейского было в нем столько же, сколько в козьей ножке табаку Бураса.

– Вы куда?

– К товарищу коменданту.

Кивок головой в сторону ближайшей комнаты.

Входим. Стоим… Ждем. Начинаем кашлять.

Отворяется дверь, и появляется фигура, по всей видимости не вполне трезвая.

Фигура одета в офицерский костюм, на голове папаха, ноги в ночных туфлях. Лицо почти красивое, глаза умные.

– Что за люди? – юпитерским басом спросила фигура.

– Мы хотели бы видеть товарища коменданта.

– Я и есть товарищ комендант. По какому делу? Кто вы такие будете?

Почтительно докладываем, что мы представители местного артистического союза.

– Ага! Актеры, значит?

– Так точно, актеры.

Хриплый бас сразу переходит в нелишенный обвалакивающей теплоты баритон.

– В чем же суть дела, товарищи?

Объяснили, в чем суть.

– А вы ручаетесь за вашего товарища?

Ответили, что ручаться, конечно, можем, но все же хотелось бы знать, за что он арестован. Мы в скором времени предполагаем дать концерт для бойцов, и участие этого товарища совершенно необходимо.

Комендант, очевидно, понял, что перед ним люди действительно театральные: он стал вежлив, предупредителен, немедленно предложил курить. Объяснил нам, что он сам близок к театру, не так давно «держал» театр миниатюр в Москве и как раз в том доме, где помещается Русское Театральное Общество.

Когда мы назвали свои фамилии, оказалось, что имена наши были ему давно известны и, надо полагать, до некоторой степени даже импонировали.