Всеволод Чаплин - Вера и жизнь

Какими должны быть законы о религии? Об этом мы в «постперестроечные» годы спорили до хрипоты – и с чиновниками, и друг с другом внутри Церкви, и в прессе. До начала девяностых жизнь церковных общин регламентировалась постановлением ВЦИК и Совета народных комиссаров РСФСР «О религиозных объединениях» от 1929 года. В «новой России» сразу же появились первые проекты специального закона о религии. В конце 1990 года был принят закон СССР «О свободе совести и религиозных организациях», а через 25 дней – закон РСФСР «О свободе вероисповедания». Оба они снимали многие ограничения советского периода – так, за религиозными общинами признали право быть юридическими лицами (до этого их статус в государстве вообще был крайне зыбок), иметь собственность (ранее и это было невозможно), распространять религиозные убеждения (в советской Конституции признавалось право «отправлять религиозные культы», но «пропаганду» вести только атеистическую).

И Церковь, и большинство народа восприняли эти законы почти целиком позитивно – слишком сильна была реакция на советские антирелигиозные гонения и ограничения. Однако новые законы создали и новые проблемы. Они снимали почти любые барьеры – и это на фоне хлынувшего в страну потока зарубежных сектантов и миссионеров. Эти люди воспользовались не только мировоззренческой растерянностью нашего общества в начале 90-х годов. И не только слабостью Православной Церкви, которой более полувека было дозволено лишь совершать богослужения. Именно заморским «спасителям России» сыграл на руку всеразрешительный характер законодательства.

Многие помнят, насколько нагло действовали в это время зарубежные проповедники. Корейские и американские «евангелисты» проповедовали на стадионах. Секта «Аум синрикё» – та самая, которая в 1995 году устроила газовую атаку в токийском метро, – в начале девяностых массово вербовала сторонников через центральные российские теле– и радиоканалы. На этих же каналах и в лучших концертных залах устраивались шоу «целителей», «парапсихологов» и просто колдунов. Появились и доморощенные секты – например, «Белое братство», лидеров которого в 1993 году отправили в тюрьму после попытки захвата киевского Софийского собора, и «Богородичный центр», смешавший православную и католическую обрядность в харизматическом культе. Эта секта, кстати, тихо существует под Москвой до сих пор под именем «Церкви Божией Матери Державная». «Богородичники» устраивали шествия по центру Москвы, снимали для «богослужений» огромные залы, торговали в метро и на улицах литературой и «освященной» едой, публиковали тексты, в которых нецензурная брань сочеталась с претензиями на политическую власть. Листовками с изображением «Марии Дэви Христос» – основательницы «Белого братства» Марины Цвигун – были обклеены все вагоны метро.

Люди, конечно, возмущались засильем сект и лжепроповедников. В законопроектах начали искать пути упорядочения религиозной деятельности. В Церкви эти меры поддержали не только мы, бюрократы, но и десятки пастырей, публицистов, общественников. Многие стали говорить в СМИ правду о сектах – прежде всего о том, что они закабаляют людей, заставляя их расставаться не только с семьями и имуществом, но и с духовной свободой. Такая позиция имела почти полную поддержку народа.

Впрочем, администрация Ельцина этой идее активно оппонировала – отчасти в силу ультралиберальных взглядов, отчасти по прямой указке Запада. На этой же стороне играла медийная элита. Каждая попытка ввести ограничительные меры наталкивалась на вой в либеральных и просектантских СМИ: «Православные рвутся к духовной монополии», «Прощание с религиозной свободой», «Назад в средние века»…

Уже в 1992 году возник ряд идей о том, как навести порядок в религиозной сфере и устранить вакуум законности. Предлагалось закрепить особый статус Православия и других традиционных для России религий, не оформлять как юрлица религиозные новообразования младше 15 лет, ограничить деятельность иностранных религиозных организаций, регламентировать работу миссионеров, исключить «конфессиональную анонимность» – то есть сокрытие проповедниками своего подлинного вероисповедания (так, «свидетели Иеговы» говорили о себе как о «христианах вообще», а «богородичники» – как о православных). Законопроекты один за другим разрабатывались в Верховном Совете России, но блокировались Администрацией Президента. В дни политического кризиса 1993 года Верховный Совет ввел в действие один из таких законов – его подписал Александр Руцкой как «президент по версии парламента». Понятно, что этот шаг остался без последствий.