Всеволод Чаплин - Вера и жизнь

Напоминать обо всем этом – долг Церкви. Исполняя его, она, конечно, сталкивается с противодействием. И причина его – не только личные грехи власть имущих и не только нежелание лишний раз об этих грехах слышать. Иногда чиновники – особенно, кстати, глубоко верующие и религиозно грамотные люди, а таких «в коридорах» все больше – решают, что имеют интеллектуальные и «духовные» основания для вмешательства в церковное управление. С другой стороны, среди влиятельной публики на различных должностях много деятелей, настроенных антирелигиозно или антицерковно (что не всегда совпадает). Влияет на церковно-государственные отношения этническая и религиозная принадлежность чиновников – увы, никуда от этого не денешься. Политкорректность никогда не отменит расходящихся, а подчас противоположных устремлений и интересов религиозно-национальных групп.

Так что идеал симфонии не отменяет споров Церкви с чиновниками и верховными правителями. Происходили такие споры и в Византии, и в княжеской Руси, и в царской России, и, конечно же, в Советском Союзе.

При режиме государственного атеизма дискуссии, и очень нелегкие, велись в основном с деятелями Совета по делам религий при Совете министров СССР. Эта «буферная зона» была изначально создана для того, чтобы не «осквернять» административные органы, а уж тем более структуры КПСС общением с «чуждым элементом» – попами, муллами, раввинами, ламами, ксендзами и, конечно, «сектантами», к которым советская атеистическая печать официально причисляла баптистов, адвентистов, пятидесятников… Обратиться к советской власти все эти люди могли только через совет. Обычно это означало его «уполномоченного» – лицо, ответственное «за религию» на уровне региона. Больше никакие советские органы, за исключением сельских, об религиозные общины не «марались» – по крайней мере официально. Другим исключением были спецслужбы, но они действовали по своей инициативе, причем часто через тот же совет.

Такая «идеальная» система, подчеркивавшая дистанцию между Церковью и государством, на самом деле давала один принципиальный сбой. Любая буферная зона, любая бюрократическая «горловина» быстро начинает использоваться не совсем по первоначальному назначению. Проще говоря – для вымогательства. Чиновники совета, особенно уполномоченные на местах, славились любовью к борзым щенкам. Как правило, это были дослуживавшие свое офицеры КГБ, а также провинившиеся партийные деятели. С такими было легко «договориться». Однако периодически они старались «власть употребить», особенно для отчетов о проделанной работе и для снятия с себя подозрений в симпатиях к верующим (у некоторых такие симпатии действительно были). Попадались в качестве исключения и идеологические фанатики, убежденные атеисты – с ними, понятное дело, было тяжелее всего.

Председатели совета носили исключительно «гастрономические» фамилии – Карпов, Куроедов, Харчев. Последний пытался «определить» одного молодого архиерея, сделавшего головокружительную карьеру, в преемники Патриарху Пимену. Думаю, что это делалось не бескорыстно. Однако чиновник не рассчитал силы и вызвал бунт членов Синода, которые впервые набрались смелости и вышли на государственное руководство. Харчева сняли. До сих пор, бывая на разных светских тусовках, он говорит: «Послушали бы меня, Церковь была бы другой». Впрочем, выдвинутая им «кандидатура» на патриаршество совершенно не позволяет так думать: сейчас это разбитый жизнью, уставший человек, совсем не похожий на молодого и самоуверенного выскочку конца восьмидесятых. Заменили Харчева на крупного регионального деятеля – бывшего главу Горьковской области Юрия Христораднова. Впервые фамилия выбилась из общего ряда. При этом руководителе совет начал медленно умирать. Одним из последних свершений стала пьяная драка в здании центрального аппарата, которую устроил «доживавший» там свою карьеру генерал КГБ.

В Церкви, конечно, стремились избавиться от диктата всемогущей структуры и ее представителей на местах. «Упал намоченный» – в радостях говорили друг другу архиереи и священники, когда совет в начале 1991 года прекратил существование. Конечно, этому поспособствовали жалобы церковных иерархов, которые уже могли тогда напрямую общаться с высшей советской элитой. Думаю, сыграла свою роль и публичная критика со стороны модных тогда диссидентов. Помня советский опыт, Патриархи Алексий и Кирилл всегда выступали резко против воссоздания специального государственного «органа по делам религий» в любой форме.