Всеволод Чаплин - Вера и жизнь

Как ни странно, тенденцию к «разделяющему» образованию на время остановили коммунисты, причем не сразу, а начиная с позднесталинского времени. Советская школа давала целостную картину мира и социальных процессов – конечно, однобокую, закованную в рамки тогдашней идеологии, но все-таки дававшую юному человеку способность сопоставлять исторические события, эпохи, мировоззрения, экономические тенденции и делать собственные выводы. Все это очень помогает среднему и старшему поколениям наших сограждан мыслить самостоятельно. Иногда сравниваешь их с американцами и видишь, как последние практически не в состоянии критически переосмысливать западную пропаганду. Сопоставлять разные интерпретации истории и разные политические доктрины этих людей просто не научили, да и знаний не хватает.

Впрочем, в советской школе также существовал опасный перекос – приоритетными считались «полезные» знания. По сути, эта школа готовила военно-технический и инженерный персонал – с успехом большим (в городе) или меньшим (на селе и в южных республиках). Грандиозные объемы изучения математики, физики, химии подталкивали человека уже в 14–15 лет к поступлению в один из многочисленных тогда «технических» или военных вузов – и к работе на «оборонку» в институте-«ящике» или на высокотехнологичном предприятии. В крайнем случае – к посту инженера или мастера в «мирной» промышленности. Гуманитарии должны были, по сути, пробиваться в жизнь вопреки этой системе.

Я окончательно понял, что буду именно гуманитарием, лет в двенадцать – вопреки семейной традиции, полностью завязанной на «науку и технику». Физикой еще немного интересовался, математику учил из уважения к учителям – обаятельным пожилым евреям, а вот органическую химию зубрить отказался наотрез. Отшучивался формулой собственного изобретения: «Митил пропил два бутил винил, один бутил этил-бродил, два бутил бензол. В итоге реакции – ходил, трендил, попал в вытрезвил». Тройку при выдаче аттестата мне все же поставили – отчетность школы портить никому не хотелось, на что я наглым образом и рассчитывал.

«Технический» уклон советского образования породил огромное количество людей не на своем месте – пять дней в неделю они ходили на постылую работу в огромные НИИ, а по выходным обсуждали богословские трактаты или просиживали до поздней ночи в «неформальных» творческих клубах. После крушения милитаризованной советской экономики большинство этих людей оказалось выброшено на улицу, и многие посвятили себя «гуманитарным» занятиям. Попадались и совершенно уникальные случаи – классические представители богемы, вынужденные работать по распределению после вуза в классических же советских НИИ. Один мой знакомец, почти до выпуска проучившийся в техническом вузе и затем закончивший философский факультет МГУ, в 80-е годы написал:

Понятно, что уже через пять лет этот человек, продолжая выступать в качестве литератора и рок-исполнителя, стал политтехнологом, навсегда забыв о мире техники.

Итак, уже советская школа – вслед за тогдашней системой – принизила статус гуманитарного знания. Постсоветская же вовсю стала готовить рабочее мясо уже не для «оборонки», а для коммерческих структур – на деле очень часто для базаров, ларьков и рэкета. Целостность образования и воспитания попытались отправить «на свалку истории тоталитаризма». Приоритет «полезных» знаний стал почти бесспорным. При этом архитекторы бесчисленных школьных реформ, под которые выделяются немалые бюджетные деньги, не всегда задумываются о том, что ученики, а часто и родители, не вполне понимают, какие знания в жизни окажутся полезными, а какие нет. Я, конечно, до сих пор не жалею, что не выучил органическую химию. Но вот, например, древнегреческий и певческое искусство в школе мог бы освоить. Если бы предложили, а еще лучше – заставили.

Сегодня фрагментарность знаний, получаемых в школе, мешает формированию у юного человека настоящего мировоззрения, объемной картины того, что происходило, происходит и может произойти в мире. Слава Богу, что удалось – при решающей роли православной и родительской общественности – остановить в 90-е годы введение программ «полового просвещения», щедро оплачиваемых из-за рубежа.

Церковь и лучшие педагоги уже в то время стали говорить о кризисе гуманитарного образования, о том, что школа должна быть местом воспитания, а не просто кабелем для перекачки «полезной» информации из одного мозга в другой. Наиболее распространенными православными общественными организациями стали педагогические и родительские. Все чаще стали проводиться конференции, где священники и педагоги вместе говорили о важности государственно-общественных программ вдумчивого, целостного преподавания истории, литературы, обществознания, русского языка. Эта работа сталкивалась с жестким противодействием «педагогов-новаторов» – в частности, Александра Асмолова, Евгения Ямбурга, Ефима Рачевского, которые в 90-е годы захватили командные высоты в Министерстве образования и в педагогической публицистике. Главными их идеями были раскрепощение ребенка и принятие «прогрессивных» западных моделей обучения, основанных на «уважении свободы учащегося». Однако каждый ответственный педагог и родитель знает: обучение и воспитание невозможны без известной толики принуждения. Идеология эпохи «Просвещения» не права: человек вовсе не хорош сам по себе. Его природа – с младенчества – повреждена грехом, унаследованным от падения Адама. И поэтому воспитание как раз обратно «раскрепощению». И лучше применять его, чем через несколько лет – тюрьму или вооруженную оборону.