Чика, заметив мое уныние, включает – боже, помоги нам – терапевтический режим.
– Ты такааая крутая и классная, я прям тобой восхищаюсь. Ты так много думаешь о карьере. Понимаю полностью. Правда. Типа, ты даже и сама-то не знаешь, хочешь ли детей.
Дети. Теперь она уцепится за детей.
– Слишком поздно, – отрезаю с холодностью, которая заткнула бы рот большинству человеческих существ, чувствующих собеседника. Но не Чике. Ее понесло. Она уверена, что ею движет эмпатия, хотя на самом деле – желание болтать, болтать и болтать. И снова болтать. Единственное, что объединяет ее сейчас с Зигмундом Фрейдом, – страсть к кокаину. Если карьера в Инстаграме не задастся, ей прямая дорога в пиар-службу последователей фрейдизма.
– Ничего не поздно. У меня есть одна подруга…
Всю ночь мы с Чикой были лучшими друзьями, но теперь, с первыми признаками отходняка, она начинает меня раздражать. Остатки ночного кайфа улетучиваются. Есть только один вариант продолжить веселье: еще больше наркотиков. Но это перебор. Нужно уходить, и побыстрее.
Я встаю. Чика все твердит о подруге, которой лет двести или что-то вроде того, но она только что родила пятерых близнецов. Меня уже бесят ее милые ножки и услужливое личико, скачущее перед глазами.
В голове слабый унылый шум и смутные неприятные ощущения. И еще более отчетливые, но оттого раздражающие мысли: каковы мои ноги в сравнении с ее, смогу ли я надеть такие же шорты; хватит ли денег, чтобы убрать седую полосу в проборе. Затем картина разворачивается и становится экзистенциальной. Проблески с образами родителей, братьев и сестер, моего бойфренда Чарли, – какой вообще во всем этом смысл? Ненавижу свою жизнь. И работа, работа, работа… словно птица, долбящая клювом голову. Я вновь и вновь оправдываюсь перед собой, будто накосячила бессонной ночью накануне школы.
Повторяю хорошо знакомую ложь: вернусь домой к шести, встану до полудня, буду писать до восьми вечера и сделаю столько же, сколько положено нормальному человеку. Для завтрашней статьи нужно еще тысячу слов, и я ее закончу, я смогу, не надо беспокоиться насчет завтра. С жадностью глотаю вино, словно лимонад, из бокала от «Ридель» – Тим по опыту знает, что такие бокалы без ножек обдолбанным гостям сложнее опрокинуть.
Но навязчивая мысль возвращается снова и снова, и экзистенциальный шум в голове превращается в болезненный визг.
Работа. Работа. Работа. РАБОТА, черт побери! Мой дух цепляется за каждое ребро, утопая в яме живота. Господи, помоги; помоги выбраться отсюда, помоги сказать «нет».
Где-то среди нарастающей кокаиновой тревоги разум пытается достучаться и успокоить. Ты ведь уже была здесь раньше. Ты справишься. Иди домой. Домой, к своему рассудительному парню, который спит в большой удобной кровати. Завтра – это всего лишь еще один день.
Нет, завтра – это уже сегодня. Работа. Работа. Работа.
– Все в порядке, дорогая? – Тим стоит ко мне вплотную, а я опираюсь на кухонный стол, сутулясь и уперев подбородок в грудь. Он вытягивает руки, чтобы обнять, и я неохотно подчиняюсь, как упрямый подросток в бескрайней хватке усатой тетки, старой девы. – Иди, дорогая, иди к Тимбо.
Он ведет меня обратно к столику, где нюхают кокаин, и вручает свою любимую соломинку в виде пылесоса – очередной подарок от одного из остроумных дружков-кокаинистов.
– Нет, спасибо. – Я смотрю на дорожки, аккуратно начертанные бритвой поперек старого зеркала заднего вида от грузовика «Петербилт». У старого Тимбо не водится грязных кредиток и скрученных пятерок. Рядом лежат несколько свеженарезанных бумажных соломинок. Пластиковые слишком жестки для носа.
– Дорогая, я так рад видеть тебя. Как хорошо, что ты здесь.
Пытаюсь придумать ответ, но в голову ничего не идет.
– Приступ мучений, а, Кэти? Вспомни, милая: «Дорога излишеств ведет к дворцу мудрости».
Поросшая мхом фраза. Интересно, у великого мистика Уильяма Блейка случались столь же пустые и жалкие лондонские ночи? Не думаю.
– Не узнаешь меры, пока не узнал избытка, – отвечаю тоже цитатой. – А это, поверь, уже избыток.
Эй, мне пора.
– Мне нужно домой.
Начинается гул переубеждений. Предложения вызвать такси. Вариант немного подождать и поехать на «убере» в Ноттинг-Хилл вместе с горячим туповатым красавчиком-либористом. Сердце бьется у меня в груди как мяч для сквоша, а разум подбрасывает мысли о завтрашнем дедлайне – они скачут, как ошалевший терьер с палкой в зубах.
Читать дальше