Николай Семёнов - Это было на рассвете

— Прошло ровно пять лет со времени кровопролитных боев за Испанскую республику, а все свежо в памяти, — тяжело вздохнув, сказал командир полка.

Его рассказ слушали с большим вниманием. Перелистывая заявления бойцов и командиров с просьбой о приеме в партию, одновременно слушал и комиссар Тарасов.

— Завтра, то есть теперь уже сегодня, придется разобрать еще 24 заявления, Николай Григорьевич, — проговорил комиссар, когда кончил командир полка.

Не успели выслушать доклад возвратившегося из разведки Громыко, как постучал в завешенное плащ-палаткой окно часовой.

— Товарищ комиссар, самолеты! — громко произнес он.

— Возду-у-ух! Возду-у-ух! — пронеслось по поселку.

Еще через несколько секунд десятки фонариков (осветительные ракеты на парашютиках) и загоревшиеся деревянные постройки осветили поселок. Теперь со страшной силой стали рваться бомбы, стоял сплошной гул. Косогорский побежал в лес к танкам. Выбежали майор Кузьменко и его связной. Вот с треском разорвалась бомба как раз напротив избы. Посыпались стекла, осколок расколол чугунный горшок, и какое-то пустое ведро со звоном влетело в избу.

Комиссар Тарасов, поспешно рассовав по карманам разложенные на столе документы и приготовленные для вручения партийные билеты, выскочил во двор. Перепрыгнув через лежащего у крыльца убитого часового (оторвало голову) и сделав несколько прыжков, комиссар упал около калитки. Почувствовав, что по лицу течет что-то горячее и задергались щеки, он провел рукой по лицу.

Корниенко молча начал тащить комиссара к сараю.

— Ну, что тебе, Миша? — строго спросил Тарасов.

— Дайте перевяжу, у вас ведь кровь…

— Пустяки. Осколки срикошетили. Ты лучше разыщи Кузьменко!

Корниенко бросился в калитку, но там встретился со связным Кузьменко.

— Ранило майора, Миша! Помоги! — в ужасе крикнул тот.

Майор, истекая кровью, лежал в сугробе около забора. Через несколько минут его затащили во двор.

— Куда вы его? — спросил Тарасов.

— В огороде — колодец, — последовал ответ.

— Вы что, сдурели?

— Он неглубокий, засохший.

Оказывается, Корниенко заранее прикинул, где можно прятаться в случае чего.

Кузьменко, еле шевеля губами, то и дело просил пить. Потом раздраженно произнес:

— По Дерибасовской-то гуляют гитлеровцы!

— Воды — ни в коем случае, потрите ему губы снегом и только. Видите, он бредит, вспомнил родной город Одессу и его главную улицу, — прошептал комиссар.

Увидев окровавленного Тарасова и его разорванную шубу, командир полка предложил ему отправиться вместе с Кузьменко в госпиталь.

— Ранение легкое, под глазом. А голову, обе ноги полечат наши медики, — сказал комиссар. Очень серьезным оказалось ранение Кузьменко.

— Осколок затолкал в живот майора кусок шубы. В его печени полно шерсти, вряд ли протянет до утра, — тревожно сказали суровую правду комиссару военные врачи Н. А. Рыжов и Н. П. Назаров. — Если б не мороз (40 градусов!), наверняка истек бы кровью. Чудес на свете не бывает, но постараемся сделать все возможное, — добавили доктора и в лесу же начали оперировать потерявшего сознание майора.

Чудо свершилось. Майор Кузьменко не только вылечился, но и снова встал в боевой строй. До конца войны еще много раз участвовал в кровопролитных сражениях.

— Вечно благодарен нашей славной медицине, — уже позднее, через много лет, скажет генерал-майор танковых войск в отставке Николай Николаевич Кузьменко.

От удара вражеской авиации танки, за исключением трех машин, не пострадали. Раненых было около двадцати человек, погиб только один — красноармеец Егоров. Он обеими руками так крепко держал карабин, что не удалось разжать их.

— Настоящий русский характер. Как исключение, — похоронить вместе с личным оружием, — распорядился комиссар Литвяк. Комбриг похвалил командира полка Косогорского за то, что танки сосредоточил в лесу.

Наше наступление продолжалось. Весь путь от Тихвина до реки Волхов был усеян трупами фашистов и множеством разбитой немецкой техники. Взорвано около полутора десятков минных полей врага. Немалые потери понесли и мы. Например, из тридцатьчетверок в боевом строю осталась лишь одна с номером «24» на башне. Освободили станцию, поселок Мыслино и десятки других населенных пунктов. В ночь на 17 декабря вплотную подошли к Пчеве.

— Атаковать село! — радировал командир полка.

Ежаков на своем Т-34 вместе с бойцами мотострелкового батальона А. Д. Санкова неожиданно для врага ворвался в Пчеву. Гитлеровцы яростно сопротивлялись. Убедившись в шаткости своего положения, стали поджигать уцелевшие постройки. Вскоре появилось около двадцати очагов пожара, стало светло как днем.