Николай Семёнов - Это было на рассвете

Раннее морозное утро. Танкисты приготовились к атаке на Лазаревичи.

— Николай Григорьевич, надо бы поговорить с коммунистами, — обратился комиссар к командиру полка.

— Сколько потребуется времени? А то погода-то летная, — задрав голову к небу, произнес Косогорский.

— Минут пятнадцать, не более.

— Не возражаю. Только сразу же после завтрака, — согласился командир.

Комиссар Тарасов, собрав под раскидистой елью коммунистов, как всегда, предельно лаконично сказал:

— Впереди Тихвин. Прошу по-прежнему высоко нести звание коммуниста-ленивца.

Вручая лейтенантам Н. Т. Рублеву, С. А. Маркину, сержанту А. Н. Денисенко партийные билеты, поздравил их и пожелал удач в предстоящем бою. Короткими были и ответы молодых коммунистов: «С честью оправдаем звание члена Ленинской партии». Затем парторг полка старший политрук П. В. Давыдов зачитал заявление младшего лейтенанта В. М. Зайцева: «Прошу принять меня кандидатом в члены партии…» Тут же уставший после ночного поиска стоял сам Зайцев.

— Знаем мы Василия Михайловича. Командир отчаянный, — крикнул один из коммунистов.

Но тут раздалась команда:

— Возду-у-у-ух! Возду-у-у-ух!

— По местам, товарищи коммунисты! — скомандовал комиссар и сам побежал. Над головами загудели, закружились «юнкерсы». От разрывов бомб лес загудел, застонал. Вблизи от своего танка комиссар упал. Потом взрывная волна отбросила его к дереву. Оказавшись на спине, комиссар увидел удаляющиеся самолеты.

— Сколько насчитал, комиссар? На, одень, а то простудишь раненую голову, — подал ему слетевший с головы танкошлем подошедший Косогорский. Он видел, как кинула Тарасова взрывная волна.

— Штук десять. Фу, начисто отбило дыхание, — схватившись рукой за окровавленную голову, проговорил Тарасов. Он еще не знал, что осколок прочертил спину и задел валенок. Комиссара повели в санчасть на перевязку.

Под шум бомбежки лейтенант Ежаков первым повел свой взвод в атаку на Лазаревичи.

— На северо- и юго-западной окраинах — артиллерийские точки, — предупредил всех Зайцев.

Действительно, гитлеровцы, выкатив противотанковые орудия, три раза пытались ударить прямой наводкой по мчавшимся вперед машинам. Но от меткого огня танкистов их расчеты простились с жизнью, сумев сделать свои последние выстрелы.

— Теперь действуйте самостоятельно. Уничтожайте вражескую технику. А мне приказано выйти к сараю. Рублев пусть перережет железную дорогу Тихвин — Волхов, — распорядился по рации Ежаков и направил свою машину на северную окраину деревни. Там уже стоял наскочивший на мину танк лейтенанта Корлякова. Командир, тяжело раненный, вскоре скончался.

По снежной улице мчалась тридцатьчетверка Василия Зайцева. Несколько фашистских солдат, подняв руки, с искаженными от ужаса лицами бежали к нему, а остальные бросились в огороды, блиндажи. Он бил по блиндажам прямой наводкой.

— «Береза»! Я — «Дуб»! Я — «Дуб»! Молодец, Вася! Ко мне вкатываются беженцы из твоего «гарнизона». Я их не обижаю, укладываю, — послышался голос Ежакова.

— Мерзавцы засели в домах, банях, овинах и огнем застопорили нашу пехоту, еду к ней, — доложил Зайцев своему взводному.

Бой продолжался. Когда Зайцев вторично понесся по улицам, туда уже вошла наша пехота. Теперь гитлеровцы бежали без оглядки, стремясь по льду перебраться на другую сторону реки. Многие нашли здесь свою смерть.

— Товарищ командир, вон в избушку с палисадником забежали фашисты, — доложил радист-пулеметчик Андрей Ращупкин. Его пулемет ни на минуту не прекращал огня.

— Кузьмич! «В гости» к фрицам! — скомандовал Зайцев механику-водителю Ивану Кривоусу.

Водитель развернул танк и направил его на дом. Пробив станы, стальная громадина раздавила вражеских солдат, проскочила дом и понеслась к реке. Там, с противоположного берега, вели огонь несколько пулеметов. Зайцев заставил навсегда замолчать их. Он уже разворачивал машину, чтобы ехать дальше, как вдруг с правого фланга ударило орудие. Тридцатьчетверка вздрогнула и остановилась. Вдали показались бегущие фашисты.

— Всем покинуть машину! Укрыться в окопах! — скомандовал Зайцев.

Механик-водитель Кривоус и башенный стрелок Овчинников, выскочив, залегли в нескольких метрах ют горящего танка.

— Где же командир и радист? Почему задерживаются? — забеспокоился Овчинников.

В это время Василий Зайцев и радист-пулеметчик Андрей Ращупкин, почти ослепшие от едкого дыма, закрыли руками и тряпками лица от языков пламени, ловили в прицел подбегающих к машине фашистов. Уверенные в полной безопасности, те не маскировались.