Священники решили ответить обличением патриархии – что их незаконно запретили. Протоиерей Владимир Тимаков вспоминал: «Время шло, «декабристы» (так отец Владимир называл двух священников, поскольку свое письмо они подали в декабре 1965 года – С.Б.) написали патриарху новую петицию. Наша с отцом Александром Менем задача была – убедить ревнителей веры в том, что если уж и писать воззвание, то приемлемое и по содержанию, и по объему. Нам удалось уговорить отца Николая и отца Глеба обсудить все в спокойной обстановке у меня дома. Для помощи в работе над письмом мы с отцом Александром пригласили отца Всеволода Шпиллера. Это был вынужденный маневр, поскольку мы понимали, что лично у нас не хватит ни сил, ни авторитета для достижения цели.
Выслушав меня, отец Всеволод задумался, но потом дал согласие. «Декабристов» же мы просто поставили перед фактом встречи со Шпиллером. В беседе с Эшлиманом и Якуниным отец Всеволод был, как всегда, на высоте. Выслушал их аргументы и, не выражая прямо своего несогласия, весьма красочно показал, что письмо недостаточно аргументировано и не выдерживает никакой критики ни с фактической, ни с этической стороны. Заседали мы, помнится, не менее трех часов. Говорил, в основном, отец Всеволод, которого мы с отцом Александром всячески поддерживали. В конечном счете, отец Всеволод описал итог, к которому приведет письмо, если оно будет получено патриархом в таком виде, и посоветовал «декабристам» доработать текст, подойдя к этому с предельной ответственностью. Результатом встречи стало то, что второму обличительному письму хода дано не было. Первое письмо в какой-то мере все же встряхнуло интеллигенцию, второе – не увидело света» 11.
Один из архиереев как-то ехал с другом отца Александра в машине, ему кто-то сказал: «Что ж вы погубили двоих ребят – они молодые, горячие, надо было с ними поговорить». – «Да, – ответил он, – мы-то их не знали». Первое, что сказал Митрополит Пимен, когда вызвал Эшлимана: «Так-то вы меня отблагодарили, Николай Николаевич!» (Он многое сделал для его рукоположения). А тот ответил: «Я вам лично ничего плохого сделать не хотел, но я должен был свидетельствовать…» На что митрополит Пимен, отбывший при Сталине два лагерных срока, сказал: «плетью обуха не перешибешь».
Прошло длительное время, западная пропаганда о них начала забывать. Отец Александр предпринял последнюю попытку: «Мне было жалко, что они потеряны для Церкви. Поэтому на свой страх и риск пошел к митрополиту Никодиму (Ротову), зная, что это единственный человек, который способен вести диалог, и сказал: «Владыка, я этих людей знаю. Это люди хорошие, выступали честно и искренно. Я считаю, в ваших интересах, как председателя Отдела внешних церковных сношений, этот инцидент ликвидировать. Но думаю, что ликвидировать это иначе как посредством личной встречи невозможно. Политика показывает, что личные контакты дают больше, чем любые взаимные проклятья. Не согласились бы вы встретиться?» Он говорит: «С удовольствием встречусь!» Я говорю: «Ваше преосвященство, я им не сказал, что пошел к вам. Это я сделал на свой страх и риск. Если бы я им сказал, то, быть может, они бы воспротивились, а так явочным порядком я им скажу». Отправился я с одним священником к ним. А у них, как всегда, сборище, в которое входили Капитанчук, Регельсон и другие. Я докладываю: «Отцы, патриархия в лице митрополита Никодима хотела бы с вами поговорить. Я был там». Они говорят: «Ну зачем ты пошел к нему? Незачем с ними разговаривать! Мы не желаем с этими типами иметь дело». Я говорю: «Вас не убудет. Пойдите, поговорите – вы ни разу ни с кем не вступили в диалог, нельзя же так… Пускай они злодеи-негодяи, но вы-то люди – пойдите!» «Нет! Ни за что! Ляжем костьми и даже говорить с ними не будем. Это же мразь и мелочь какая-то!»
Я оказался в дурацком положении. Пришел в Чистый переулок и говорю: «Владыка, они не хотят. Ничего не поделаешь». – «Ну, раз нет – так нет». Начал мне говорить: «Я хочу быть патриархом, потому что пока я единственный, кто способен на это дело, а они напрасно думают, что одни идейные, я тоже из неверующей семьи, из партийной. Обратился и пришел в Церковь. Но мы не можем допустить, чтобы государственные и церковные законы противоречили друг другу». Я говорю: «Конечно, не можем. Да никто этого и не требует вовсе. Речь идет о том, чтобы соблюдались законы – государственные и церковные». Он это пропустил мимо ушей. Говорил, что должно быть полное согласие между Церковью и государством. Я не отрицал этого – и сейчас не отрицаю! Раз уж существует государство, какие ни есть у него законы, – надо с ними считаться. Впоследствии, официальные лица мне говорили: какие злодеи эти Эшлиман и Якунин! Я отвечал, что злодеи – те, кто спровоцировали их на это письмо. Те государственные лица на местах, секретари обкомов, которые осуществляли закрытие храмов и монастырей. Хрущевские инструкции создали ситуацию, которая породила это письмо. Вот кто виновник. Виноваты не те, кто протестует против нарушений, а нарушители закона.
Читать дальше