Коллектив авторов - Плавучий мост. Журнал поэзии. №2/2016

ты идёшь не быстрее, чем я ухожу от тебя,
ты идёшь, отбиваясь ногами от собственной тени,
ты идёшь по границе уже неземного огня,
напрягая колени…

Который крот– не видит ничего,
а под землёй – земля, змея и змеи,
а на земле кроту – никаково,
пока он позу смерти не изменит.

Он не драчлив, но с умыслом жесток,
свой армянский нос валяя в разном,
он не слепой, а дважды одинок,
но зрение считает делом грязным.

Который бабочка – пускай летит на свет,
пусть шелуха с крыла, головки, лапки
скрипит, упав, ну скажем, на конверт,
лежащий ненадписанным под лампой.

Пускай он – бывший гусеница, он
не может кушать воду и нектары,
зажатый между крыльев с двух сторон,
он исчезает в молодости старым

и умирает сразу в никуда,
что требует тройного объясненья.
О бабочка – бумажная руда,
добытая в пыльце стихотворенья.

Вокруг нелюди, рыбы и цветы,
и две щепотки пылевидной моли
легко минуют муки красоты,
изнемогая от волшебной боли.

Смотри, дружок, скорей смотри сюда:
жизнь – это ласка, то есть не борьба,
а прижимание детей, травы, и кошек,
и девушек то к шее, то к плечу…
Лечись, дружок, покуда я лечу,
как насекомый ангел летних мошек.

ибо за смертью памяти нет, и кто во гробе воспоет тебя,
плывет на плоту из Варшавы, вот берег и желтые травы,
и плавится плот, и бессмертье наступит вот-вот,
и поезд, который отстал, с верхней полки на плот упадет,
и олово капнет сплошным сургучом на открытую рану,
и больше рассказывать сказки ему по прибытьи не стану.
Матерь Божья милосердица наша на проспекте ночная стража,
главный спросил: «Кто идет», но никто не идет здесь давно уж,
и расплывается юным бельмом красной краски околыш.
ибо за смертью памяти нет, велят выключать свет ровно в десять.
вынуть бы душу вон, которую не на чем взвесить,
ибо за смертью новая смерть, и так еще серий триста,
диск о любви the best на заднем забыт у таксиста.

как будто мы и не рождались вовсе,
не бродили под барочной балюстрадой Парка Горького, и только
ягнята-мотыльки молчат в молочной пене, сойка,
съедобный колос до земли коленопреклоненный,
свинарка жмется, и пастух дорической колонной сожмется
в мирный атом на твоей ладони, скучным садом
разверстая земля, и места нет для поцелуев,
к жильцам большой земли, конечно, не ревнуя,
как будто мы и не рождались, одиночеств зависть
толкала вслед, и бодрый голос Левитана
сбивал со счета «три» прицел, остаться странно,
девятый круг пройдя по ниточке исхода.
сегодня, как всегда, хорошая погода.

И вот я уеду на берег Лазурный, а Нина приедет в Париж.
Не знает французского Нина? Да что ты, мой друг, говоришь.
Нейлона еще не бывает – и тушью рисую штришки.
Китайскою тушью, и линий обстрела тонки
Проплешины, рытвины неогороженной плоти.
А как вы на мутной воде вместо крови живете?
Не знает французского Нина – хватает на улице грипп,
Открытку с беленой звонницей – там кто-то известный погиб.
Но кто разберется под текстами бренных соседей,
Таблицею Брайля, умноженной атомом меди.
Где сердце его, обведенное синим мелком.
В сосуде хрустальном в лесу под пасхальным катком.
Ведут в жандармерию Нину и садят на стул,
Пока нерадивый ажан в протоколе уснул.
Она улыбается, машет решетчатым окнам,
Всем классикам глины родной незаметно подобной.
Живыми родятся их детские пупсы в фланели,
Как будто последнюю роль написать не успели.
Как будто в пустующий зал, как обычно, за скобки
Она отправляет слова без нажатия кнопки.
Не знает французского Нина – всё пишет славянские еры,
Свободным отечествам славу поет и наследникам веры
Весной граммофон, и пластинка трещит до конца,
И в черном проеме не видно чужого лица.

граница – это от слова «грань», просыпались в такую рань,
вспоминали поля цвета скатерти Пиросмани
и водицы чуток выбивали в забившемся кране,
черный ворон кружился над выгоревшими костьми,
сувениров на память для всех любопытных возьми,
пожалей, что, наверно, не станешь искусным гравером,
чтоб по чуткой отчизне проехать на фирменном скором
и попасть в молоко из разлившихся рек при пристрелке,
все усилья любви что бесплодны, мы знали – так мелки,
граница – это от слова «гранит», серый песчаник мокрый,
спецкор в новостях твердит, что за окнами бродят огры –
мелким детишкам нечего делать в ночной степи,
ты отдохнешь, до утренней потерпи,
ложки считают, простыни сложат в саван,
учебник зияет в пустоту прецедентным правом,
перекати большое сонное поле –
переплести его для альбома что ли.