Михаил Мухин - Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) Иосиф Виссарионович Сталин

Сталин: «Наши люди являются нашим самым ценным капиталом». Мюнхен, 1935 г. Нацистская карикатура.

Вторым мифом, который с удручающей периодичностью повторяется, стоит только завести речь о начале Великой Отечественной войны, является версия о якобы превентивном вторжении вермахта, который, дескать, успел упредить вторжение коммунистических орд буквально в последний момент. Собственно, впервые этот миф был озвучен уже в 1941 г. ведомством Геббельса, однако и в последнее время версия о превентивном вторжении повторяется раз за разом в различных околоисторических опусах. В общем-то, эта легенда настолько несерьезна и ненаучна, что вроде бы и тратить время на детальное разъяснение, почему именно «король – голый», жаль. Поэтому мы позволим себе рассмотреть этот вопрос очень кратко. Во-первых, германское командование начало разработку планов вторжения в СССР еще летом 1940 г., совершенно безотносительно какой-либо реальной или мнимой «советской угрозы». Так, уже 3 июня 1940 г. начальник штаба сухопутных войск Германии Франц Гальдер писал: «Оперативные вопросы: в настоящее время на первом плане стоят английская проблема, которую следует разрабатывать отдельно, и восточная проблема. Основное содержание последней: способ нанесения решительного удара России, чтобы принудить ее признать господствующую роль Германии в Европе». Во-вторых, до сих пор не найдено никаких официально утвержденных наступательных планов советских войск на 1941 г., а те документы, которые найдены, имеют характер предварительных набросков. В-третьих, даже если рассматривать эти наброски как официальные директивы, разработанные в ходе подготовки вторжения в Германию и подконтрольную ей часть Польши, то реальная дислокация советских войск на 22 июня 1941 г. совершенно не соответствует этим директивам! Можно спорить, были те планы наступательной войны официально утверждены или нет, но несомненно, что на практике эти планы и не начинали осуществляться.

И. В. Сталин, В. М. Молотов, К. Е. Ворошилов и Н. И. Ежов голосуют. 58-й участок, Ленинский избирательный округ, Москва. Фото П. Трошкин. 1937 г.

Итак, вечером 21 июня 1941 г. в Москву поступил доклад о том, что фельдфебель германской армии перешел границу и сообщил о том, что завтра немецкие войска начнут вторжение. В свете вышеизложенного, нет ничего удивительного в том, что Сталин отнесся к очередному алармистскому известию с изрядным скепсисом, и, хотя представители военного ведомства предлагали (по крайней мере так они сами пишут в своих мемуарах) предпринять ряд мер по подготовке к отражению неприятельского вторжения, Сталин решил ограничиться директивой, в которой войска предостерегались от неприятельских провокаций. Судя по всему, Сталин крепко надеялся оттянуть начало войны с Германией на как можно больший срок, желательно вообще на следующий год. Впрочем, как показали последующие события, даже если бы было принято предложение Жукова и Тимошенко о приведении войск в боевую готовность – это вряд ли на что-то серьезно повлияло бы. Директива, отданная поздно вечером, была доведена до войск только после полуночи, а немецкие войска перешли границу уже в 4 часа утра. Крайне сомнительно, что за эти 3,5–4 часа можно было бы радикально изменить соотношение сил на решающих направлениях. Но еще раз повторим – эта книга не об истории СССР и не об истории Великой Отечественной войны в том числе. Поэтому сосредоточимся в первую очередь на Сталине и его роли в войне.

Парад в честь Октябрьской революции 1940 г.

Нет сомнений, что известие о реальном начале германского вторжения стало для Сталина тяжелым ударом. Все надежды на то, что войну удастся оттянуть до 1942 г., завершить планы перевооружения и реорганизации армии, достроить оборонные заводы в восточных регионах СССР, – пошли прахом. Воевать следовало здесь и сейчас тем, что было в наличии. По свидетельству приближенных, некоторое время Сталин вообще пытался отогнать от себя мысль о начале войны, выдвигая версию, что, дескать, столкновения на границе – это самодеятельность германских генералов, а сам Гитлер, возможно, вообще не в курсе происходящего. Судя по всему, 22 июня Сталин попросту растерялся – он не знал, что делать. Даже обращение к стране о начале войны зачитал по радио не он, а Молотов. Однако Сталин не стал бы руководителем СССР, если бы не умел держать удар. Войну нельзя было выиграть, спрятавшись в кокон комфортных фантазий, поэтому достаточно быстро Сталин стряхнул с себя этот морок и занялся выстраиванием системы управления страной в новых условиях. Надо признать, что первый блин получился комом – во главе Ставки верховного главнокомандования, в состав которой вошли практически все члены Политбюро и Сталин в том числе, был поставлен нарком обороны Тимошенко. Формально это было логично и обоснованно – кому же, как не руководителю военного ведомства возглавлять высший орган руководством вооруженными силами? Однако на практике ситуация складывалась сюрреалистичная. Тимошенко по своему политическому весу явно не мог тягаться с партийными «тяжеловесами» из Политбюро, поэтому не он отдавал директивы членам Ставки, а они требовали отчетов от своего номинального руководителя. И уж тем более излишне упоминать, что Тимошенко ни при каких обстоятельствах не мог принимать решения через голову Сталина.